Для полного счастья не хватало только романа.
Но после своей драматично завершившейся помолвки с Михаилом Вика стала очень осторожна. Тогда ее высшие силы спасли. А смотри Бог в другую сторону – что бы сейчас было? В девятнадцать лет – замужем за неудачником. Торговцем овощами. Приезжим. Некрасивым. Прижимистым.
Она до сих пор боялась: вдруг Миша найдется? И начнет снова звать ее под венец?!
Вика не знала, стала ли она красивее, но «клеить» ее пытались гораздо чаще. Особенно на свадьбах – сама любовная атмосфера способствовала. Звали танцевать. Осыпали комплиментами. Просили телефончик. Многие потенциальные женихи на первый взгляд выглядели куда достойнее Михаила. Но таких, чтобы голову потерять, пока не встречалось.
Да и планка у девушки повысилась, теперь ей нужно было не только сильного, красивого и богатого. Еще и непьющего хотелось – чтобы не возить супруга «на промывку», как регулярно делала с отцом мама.
А на свадьбах-то трезвого человека встретить практически невозможно.
Вика сначала ездила на работу за рулем – чтобы ночью не связываться с такси, но вскоре поняла: трудно не сделать ни глотка в атмосфере всеобщего веселья и буйства. Но больше пары бокалов вина никогда себе не позволяла – не хватало еще превратиться в пропитую даму-тапера. Да и отца запахом алкоголя нервировать нельзя. Он и так переживал, что дочка возвращается за полночь, хотя теперь девушка (не то что во времена бурной молодости) всегда звонила, предупреждала, когда будет дома.
Но однажды душным июльским вечером городской телефон не ответил. Вика удивилась: у них с отцом теперь вроде как ритуал. Она звонит ровно в двадцать один ноль-ноль, рассказывает, что у нее и как, а папа просит любимую дочку быть осторожной.
Набрать номер второй раз девушка не успела – гости начали скандировать:
– Ви-ка! Ви-ка!
Она исполнила еще несколько композиций, дала обещание вернуться, когда невеста будет бросать букет, и позвонила снова. Опять длинные гудки. И мобильник отцовский не отвечал. Пришлось набирать маму. Та отозвалась плачущим голосом:
– Он опять налакался!
– Почему? – ахнула дочь.
– Все Михаил твой! – сердито буркнула мать.
– А что Михаил? – Викино сердце рухнуло в пропасть. – Он… нашелся?
– Угу. Труп его. А отца теперь в убийстве подозревают. Сегодня на опознание вызывали.
Вику качнуло, да сильно – еле успела схватиться за лестничные перила.
– Какой труп? Где? – пробормотала она.
– Некогда сейчас объяснять, – торопливо ответила маман. – За отцом еду.
– Куда?
– Соседи позвонили – у метро валяется! – в голосе зазвенели слезы. – Сейчас его еще в вытрезвитель заберут. Позор-то какой!
– Я подъеду, – твердо сказала Вика.
Мамин голос потеплел:
– Викуля, здесь я справлюсь. Дорожка проторена. К счастью. То есть к сожалению. Виктору Андреичу я уже позвонила, он ждет. Ты лучше в Интернете пошуруй, когда освободишься. Адвокатов посмотри, отзывы – никого знакомых-то нет. А то вдруг посадят дурака?
– Но папа… Он не мог! – крикнула Вика.
И сразу вспомнила вечер, когда пропал Михаил. Отец тогда был дома. Но пришел незадолго до нее, то есть часов в одиннадцать. Пребывал в самом саркастическом настроении. И немедленно начал пить.
Мама сосредоточенно произнесла:
– Все, вижу. На тротуаре стоит, на коленях. Рвет его. Боже мой, вот ужас!
И бросила трубку.
А Вика – будто сама алкоголичка – тяжело опустилась на ступеньку. Мысли мешались в голове. Мишку убили? И, может быть, ее папа, раз его в прокуратуру вызывали?! Что же делать?
Выход видела один: прямо сейчас позвонить частному детективу Римме.
Но взглянула на часы и поняла: слишком поздно. Надо потерпеть до завтра. И приложить к словам деньги – самый убедительный аргумент.
Римма
– Сюрприз! – мягкие ладони зажали мне глаза.
Перепугаться я не успела – Петр отпустил, заулыбался:
– Меня через другую дверь вывели. Не знаю зачем.
– Ну, рассказывай!
Глаза у молодого человека сияли:
– Римма! Там такое было! Прямо как в кино! Нас всех посадили у стены, меня в центре. А потом какого-то дедка привели. И велели ему смотреть внимательно. Он каждого чуть не обнюхал – слепой, что ли? Я сначала ржал, но когда дед возле меня застыл минут на пять, даже нехорошо стало. Но потом старикашка сказал: «Его здесь нет». И прямо от сердца отлегло.
Я быстренько вызвала в памяти фоторобот возможного убийцы. Скулы – да, узкие. Как у Петра. Губы тонкие. И разрез глаз у моего помощника не совсем славянский, что-то в нем есть восточное. Совсем немного. Но в целом молодой человек крайне мало походил на человека с картинки.
И уж тем более не похож был на фоторобот Викин отец.
Ерунду какую-то затеял следователь Тростинкин.
* * *
На следующее утро Паша первым делом спросил:
– Ну и как твои зубы?
Тон его сочился ехидством.
– Удалили нерв, положили мышьяк.
– А ведь врешь, – подмигнул. С металлом в голосе произнес: – На собеседование, что ли, ходила? Сбежать от меня хочешь?
– Ты что, Паша?! – искренне возмутилась я. – Куда я от тебя денусь?
– Ты после зубного всегда несчастная, как котенок паршивый. А сейчас сияешь.
Да, этот момент я упустила. Но трудно было притвориться печальной.
Петр, довольный удачно завершившимся приключением, вчера всю дорогу осыпал меня комплиментами и всячески уговаривал снова выпить кофе, сходить в кино. Даже домой к себе звал – под предлогом осмотра вещей гражданина Дивина. Я от всех предложений отбилась – сказала, не положено общаться неофициально, пока дело не закрыто. Но когда тебя обхаживают – всегда приятно.
Мой телефон звякнул.
– Та-ак, – протянул Синичкин. – «Поздравляем, вы приняты на работу»?!
– Паша, у тебя что, помрачение?
– Тогда показывай телефон.
«Ага, боишься меня потерять!» – возликовала я.
И протянула аппарат.
Там наверняка какое-нибудь «Вы самая потрясающая девушка в мире» от Петра. Пусть Паша позлится.
Он открыл входящие, с выражением прочитал:
– Поступление: пятьдесят тысяч рублей. От Виктории Юрьевны Ю. Ага, а вот и сообщение: «Римма, прошу вас снова заняться моим делом».
Отложил телефон, упер руки в бока:
– Это что еще такое?! А ну, колись!
Я поначалу опешила:
