— Что вы предлагаете? — деловито спросил
Петровский.
— Отключить аппаратуру и не мучить человека, —
ответил молодой человек. — Зачем продлевать его агонию? Всем понятно, что
он рано или поздно умрет. По-моему, гораздо гуманнее дать ему спокойно заснуть.
— Вы православный человек? — строгим голосом
поинтересовался Святослав Олегович.
— Вообще-то я атеист, — улыбнулся молодой
врач. — Трудно быть верующим, когда специализируешься на хирурга.
— А он православный, — заявил Петровский, — и
его семья тоже глубоко верующие люди. Представьте, какую боль вы наносите вашим
предложением. Покончить с собой — значит лишиться божьего благословения. Для
верующих людей такой грех просто мыслим. Не говоря уже о том, что по правилам
православной церкви самоубийц нельзя отпевать и хоронить рядом со всеми. Вы
понимаете, на какую боль обрекаете его родных и близких?
— Об этом я не подумал, — пробормотал изумленный
аспирант, — но раз вы так считаете… Он ведь все равно уже умер. Только
сердце пока работает.
— Это вы так считаете, — строго прогорил
Петровский, не позволяя собеседнику обороняться, — но его близкие сидят
сейчас за дверью. Они молятся о его благополучии. Неужели вы такой черствый
человек?
— Я не настаиваю, — выдавил молодой врач, —
если вы так думаете. Конечно, мы будем держать его здесь столько, сколько будет
работать его сердце. Никто не посмеет отключить больного от аппаратуры без
разрешения родных.
— Вот это правильно, — согласился Святослав
Олегович, — вы должны помнить то, о чем я вам сейчас говорил. А теперь
выйдите к жене несчастного, утешьте ее и подбодрите, она так нуждается в вашей
поддержке. И не нужно говорить о поврежденном мозге. Зачем лишать человека
последней надежды? Пусть думает, что у ее супруга еще есть возможность
выкарабкаться, уйти от неминуемой смерти.
— Конечно, — пробормотал вконец запутавшийся
аспирант. — Я прямо сейчас… Извините… я пойду. — И он поспешил
отойти. Восхищенный Бубенцов радостно произнес:
— Вы гений, Святослав Олегович. Теперь он будет играть
на нашей стороне.
— От этого нам не легче, — прагматично заметил
тот, — хотя одной маленькой проблемой стало меньше. Где лечащий врач?
Найди мне его.
— Сейчас приведу. — Бубенцов побежал в конец
коридора. Петровский посмотрел ему вслед. Паша, конечно, человек проверенный и
работоспособный. Но отсутствие инициативы ничем не заменишь. Он всего лишь
прекрасный исполнитель. Другое дело Леонид Исаакович. Этот может придумать
такую невероятную комбинацию, что никто, кроме него, не поймет истинного мотива
сделанного.
Паша вернулся с лечащим врачом, мужчиной средних лет, в
помятом белом халате. У него была круглая голова, редкие, словно завитые,
каштановые волосы, крупный мясистый нос. Подойдя к Петровскому, он коротко
представился.
— Михаил Сидоров.
— Очень приятно. — Петровский пожал протянутую
руку. — Я из Центральной избирательной комиссии, из Москвы, Святослав
Петровский. Вы, наверно, знаете, что ваш пациент был зарегистрирован кандидатом
в депутаты Государственной думы по вашему избирательному округу.
— Он и Качанов, — кивнул врач, — об этом
знают все наши жители.
— И за кого вы лично собираетесь голосовать? —
поинтересовался Святослав Олегович. — Если, конечно, не секрет?
— Никакого секрета. Только за Качанова. Он деловой
мужик, у него есть деньги, связи. А этот несчастный приличного дома до сих пор
не имеет. Если он себе ничего пробить не может, разве сумеет для нас что -
нибудь сделать? Зачем нам такой депутат? — пожал плечами Сидоров.
— Справедливо, — поддержал его Петровский, —
но спасать нужно всех, независимо от ваших политических воззрений.
— Кто же его убивать собирается? — пошутил
Сидоров. — Он и так уже не жилец. Никто не виноват, что Нечипоренко попал
в такую аварию. Мы сами не верили, что он столько протянет.
— Очень жаль, — посочувствовал Петровский, —
но я поэтому сюда и приехал. Вы знаете, какие деньги тратятся на избирательные
кампании? Это очень накладно и для вашего города, и для вашей области в целом.
Но если вдруг Нечипоренко умрет, придется назначать новые выборы. Вы понимаете,
насколько это сложно в материальном, да и в моральном плане? Любой будущий
кандидат будет считать, что он как бы занимает место погибшего. Это очень
сложная этическая проблема.
Сидоров, не понимая, почему ему об этом говорят, молча
слушал.
— Было бы правильнее, если бы вам удалось продержать
Нечипоренко еще два дня, — сказал наконец главное Петровский. — Тогда
нам не пришлось бы отменять выборы и все прошло бы спокойно.
— Он не протянет два дня, — убежденно возразил
врач. — Никак не протянет. Счет идет на часы, может, даже на минуты.
— Нужно подумать о тысячах избирателей, — пояснил
Петровский, — они не виноваты, что так получилось. Вы лишаете их права
выбора. Они должны сами решать, кто им нужен в качестве депутата. Вот вы для
себя решили. И сделали правильный выбор. Но дайте и остальным решить для
себя. — Он говорил тихо и проникновенно. Замотанному на тяжелой работе
врачу даже не пришло в голову спросить: какой же у людей может быть выбор, если
один из кандидатов уже почти погиб? И вообще, о чем тут речь? Ведь в случае
невероятной победы Нечипоренко ему уже все равно не быть депутатом
Государственной думы.
— Я с вами согласен, — устало вымолвил
Сидоров. — Но мы не в силах его спасти.
— Нужно его поддержать, — показал на запертую
дверь Петровский. — У вас же есть некоторые возможности. Прямые инъекции в
сердце, различные лекарства, которые продержали бы несчастного до воскресенья.
— А потом? — наконец спросил врач.
— Потом состоятся выборы, на которых наверняка победит
Качанов. А несчастного журналиста мы похороним с почестями, поставим ему
памятник как символу демократии в вашем городе, — не удержался от злого
сарказма Петровский.
Сидоров нахмурился.
— Мы можем постараться, но нет никакой гарантии… И у
нас нет таких лекарств.
Святослав Олегович бешеными глазами глянул на Бубенцова.
Паша давно должен был достать все необходимые лекарства.
— Дайте список, — мягким голосом произнес
он. — Я думаю, мы найдем все лекарства. И еще одно небольшое одолжение. Я
хотел бы, чтобы вы подежурили у его постели эти два дня. Вернее уже один. Две
ночи и один день.
— Моя смена кончается утром, — нерешительно
сообщил Сидоров.
— Знаю, — Петровский умел быть
убедительным, — но это моя личная просьба.
И еще небольшой презент. — Он кивнул Бубенцову, и тот
достал конверт.
— Здесь тысяча долларов. — Святослав Олегович
протянул конверт врачу. — На любые возможные издержки. Это лично вам,
независимо от того, чем окончатся ваши усилия. Но если наш друг будет жив к
воскресенью, вы получите в два раза большую сумму. Сидоров посмотрел на
конверт. Для врача, получающего не более семидесяти долларов в месяц, такие
деньги — целое состояние. Он заколебался. Затем честно признался:
