— Что значит конкретный разговор? — не понял
хозяин квартиры.
— Мы хотим сделать все, чтобы Качанов не попал в
Думу, — сказал Петровский. — Там должны быть умные и ответственные
политики.
Симонов явно не понимал, к чему он клонит.
— Именно поэтому они готовы оплатить любые расходы по
консервации тела Нечипоренко, чтобы помешать бывшему бандиту пройти в
депутаты, — осторожно продолжил Святослав Олегович.
Врач по-прежнему молчал, и это вдохновило его собеседника.
— Назовите любую сумму, чтобы гарантировать
консервацию. Нам нужно, чтобы Неречипоренко протянул хотя бы один день.
— Иначе говоря, вы предлагаете мне взятку? —
спросил Игорь Сергеевич.
— Ну почему сразу взятку? У вас будут расходы на
дорогие лекарства, на оплату врачам…
— Это называется взяткой, — упрямо вторил
Симонов. — Извините, но мне кажется, вам нужно уйти. Мы закончили наш
разговор.
— Не стоит быть таким идеалистом, — посоветовал
Петровский. — Если вы служите благородному делу…
— И даже в этом случае я вынужден отказаться.
— К чему такая принципиальность? — поморщился
Святослав Олегович. — Не надо так много высоких слов. Давайте сразу
условимся, что мы думаем о пользе дела, а не о деньгах, которые готовы платить.
Однако чтобы вы поняли, о чем идет речь, я назову вам сумму. Один миллион
рублей. — Он специально повысил голос, чтобы его услышали в соседних
комнатах.
Главврач улыбнулся.
— Хотите поразить меня такой невероятной цифрой.
— Тридцать тысяч долларов или чуть больше, —
пересчитал на американские деньги Петровский. — Вы сможете переехать в
другой дом, жить более достойно…
— Уходите, — беззлобно предложил Симонов. —
Мне неудобно выгонять вас из собственного дома.
— Любой человек должен сознавать, во имя чего он идет
на неприятности для самого себя, — не отступал Петровский. — Вы сами
считаете, что нельзя пропускать Качанова в Думу. Так почему же отказываетесь
нам помочь?
— Благородная цель не может оправдать негодных
средств, — возразил Симонов, — я лично в этом убежден.
В этот момент зазвонил телефон. Святослав Олегович,
извинившись, достал аппарат, включил его.
— Мы все обговорили, — сообщил Юлай
Абуталипович, — Ильин согласился позвонить прокурору области. Но
потребовал двадцать тысяч. Я был вынужден согласиться.
— За один звонок? — не поверил своим ушам
Петровский.
— Да. Но ты можешь ехать к прокурору области. Он прямо
сейчас тебе ждет.
— Я все понял. — Святослав Олегович убрал аппарат
и посмотрел на сидевшего рядом врача. «Какие удивительно разные люки, —
подумал он. — Прокурор в Москве за телефонный звонок берет двадцать тысяч
долларов, а главный врач провинциальной больницы отказывается от миллиона. Или
можно предложить больше?» — Вы идеалист, — поднялся он. — Знаете, что
говорил Лоуэлл по такому поводу? «Только дураки и покойники никогда не меняют своих
мнений». Вам не обидно быть в такой компании? А если я предложу еще большую
сумму? Скажем, пятьдесят тысяч долларов? Или вы и от нее откажетесь?
Симонов улыбнулся. Петровский почувствовал, как начинает
заводиться.
— Семьдесят тысяч долларов, — сказал он. —
Восемьдесят. — Лицо хозяина дома оставалось спокойным. Святослав Олегович
нахмурился, — Может быть, сто тысяч? Сто тысяч долларов. Вы понимаете,
какая это сумма? В переводе на наши деньги три миллиона рублей. Зарплата за всю
оставшуюся жизнь. Даже если вы будете работать в больнице еще двадцать лет, вам
не получить таких денег. Согласны?
— Нет, — рассмеялся Игорь Сергеевич.
И самое обидное было то, что он даже не возмущался, а
смеялся. Смеялся над деньгами.
Петровский невольно почувствовал уважение к этому человеку,
который мог так легко отказаться от любой денежной суммы. И тут окончательно
понял, что у него нет ни единого шанса уговорить главврача. Даже если он
предложит ему миллион долларов. Существуют люди, которых нельзя купить вообще.
Оказывается, в этом мире еще встречаются индивидуумы, не торгующие совестью.
Редко, но вот встречаются. Петровский пошел к выходу. Симонов поднялся следом
за ним.
Уже выходя из квартиры, Святослав Олегович обернулся.
— Извините меня, — почти искренне произнес
он. — Я не хотел вас оскорбить. Вы удивительный человек. Я очень редко
сталкиваюсь с такими идеалистами.
— Лоуэлл говорил, что иногда можно встретить подобных
чудаков, — напомнил Симонов, — но их с каждым годом становится все
меньше и меньше.
— Да, — согласился Святослав Олегович, —
иногда мне бывает жаль, что человечество меняется не в лучшую сторону. —
Он вышел из квартиры, мягко закрыв дверь. Спускаясь по лестнице, продолжал
думать: “Удивительный человек! Живёт на восьмом этаже без работающего лифта,
кормит семью младшей дочери и отказывается от трех миллионов рублей.
Сумасшедший! И всетаки порой получаешь удовольствие, наблюдая такое проявление
человеческого духа». — Он подошел к автомобилю и приказал: — Срочно к
прокурору области.
По дороге Петровский быстро съел привезенные бутерброды.
Бубенцов сидел рядом и ждал, когда ему расскажут о состоявшемся разговоре. Он
не сомневался, что его патрону удалось обо всем договориться. Но тот упрямо
молчал. И лишь когда они подъехали к роскошному двухэтажному собняку прокурора
области, спросил:
— Качанов еще не приехал в город?
— Приехал, — кивнул Бубенцов, — я не хотел
вас расстраивать. Он сразу же отправился в свой штаб и потребовал, чтобы они
отменили свою жалобу на Седых. Не понимает, что нельзя забирать жалобу уже
после решения суда.
— Он все прекрасно понимает, — отмахнулся
Святослав Олегович, — просто у него нет другого выхода. Позвони ему и
скажи, что мы встретимся в полночь в аэропорту. И пусть приезжает без своей
охраны, иначе я не стану с ним разговаривать.
— Сделаем, — пообещал Паша, — я его сам
привезу.
— Как фамилия прокурора области?
— Константин Юрьевич Беленький, — достал свое
досье Бубенцов. — Переведен в Курскую область полтора года назад. Раньше
работал на юге, в Ставрополе и в Дагестане.
— Посмотрим, какой он Беленький, — устало
проговорил Петровский, подходя к дому.
Он позвонил, и достаточно быстро появился сторож, уже
предупрежденный о возможном визите гостя. Сторож открыл дверцу, пропуская гостя
во двор.
«Как же выросло благосостояние наших прокуроров! —
подумал Святослав Олегович, оглядывая особняк. — Надо же, всего за полтора
года отгрохать такой замок! Наверно, очень старался. Квартиру главного врача не
сравнить с хоромами прокурора. Вот и получается: если там сразу стало ясно, что
имеешь дело с идеалистом, то здесь живет — можно не сомневаться — закоренелый
материалист». На пороге дома его уже ждал прокурор — маленький смешной пухлый
человечек лет пятидесяти.
