— Звони мне каждые полчаса. — Петровский
почувствовал, что задыхается.
В сорок пять лет у него уже была небольшая одышка —
сказывалась напряженная работа последних пятнадцати лет. И вообще он всю жизнь
пытался прыгнуть выше своей головы. Сорок лет ничего не получалось. Он помнил
все свои унижения, свое нищенское существование, согласие работать за гроши на
известных журналистов и политических деятелей. Святослав Олегович огромным
трудом завоевывал себе репутацию и выстраивал собственное благополучие. И вдруг
из-за кретина, который решил отправиться в деревню за молоком, чтобы сэкономить
несколько рублей, теперь он может потерять целый миллион долларов. Нет, даже
гораздо больше, чем эти деньги. Репутацию. Петровский слишком хорошо знал,
почему Качанов так рвется в депутаты.
Дрожащей от нетерпения рукой он набрал номер Бубенцова.
— Ты где, Паша? — спросил, едва услышав знакомый
голос.
— Едем в больницу, — ответил тот.
— Я тебя прошу, Паша, — Святослав Олегович
чудовищным усилием воли взял себя в руки, — ты должен что-нибудь
придумать. Если Качаное останется один, его вычеркнут из избирательных
бюллетеней и он не сможет в воскресенье стать депутатом.
— Не волнуйтесь, Святослав Олегович, — попытался
успокоить его Бубенцов. — У нас все схвачено. Если даже сейчас не пройдет,
снова его выдвинем и все равно выберем. Через два месяца. Мы такую работу
провели…
— Идиот! — закричал Петровский. — Какие два
месяца? На него возбуждено уголовное дело в республиканской
прокуратуре. Если он сейчас не пройдет в депутаты и не получит
депутатского иммунитета, его привлекут к уголовной ответственности и арестуют.
Тогда мы потеряем все наши деньги. Поэтому он нам и платит два миллиона. Нельзя
оставлять его на следующие выборы, ты меня понимаешь?
— Понимаю, — раздался виноватый голос
Бубенцова. — Я все сделаю. Вы не волнуйтесь.
— Ты мне еще посоветуй валидол пить, — со злостью
парировал Петровский, глянув на притихших водителя и охранника. Не нужно при
них говорить о том, сколько платит Качанов, им это знать не обязательно.
Кажется, он нервничает и начинает допускать ошибки.
Святослав Олегович опять тяжело вздохнул и принял решение: — В общем, так —
вижу, от тебя пользы, как от козла молока. Сегодня вечером я сам прилечу в
Курск. Как только приедешь в больницу, сразу мне позвони. Или он уже умер?
— Сейчас говорил по второму телефону с врачами, —
ответил Паша. — Он еще жив. Честное слово, жив.
— Давай быстрее! Раздай деньги кому надо, привези туда
лучших специалистов. Я на тебя рассчитываю, Паша. Как фамилия этого идиота?
— Врача?
— Журналиста.
— Нечипоренко. Василий Нечипоренко.
— В какой он больнице?
— В больнице «Скорой помощи».
— Если умрет, не знаю, что я с тобой сделаю. Можешь
тогда перейти границу и попросить политического убежища на Украине. Или
оставайся в Курске, — прорычал Петровский.
Не успел он договорить, как его аппарат вновь зазвонил. На второй
линии к нему пыталась пробиться Инна. Святослав Олегович переключился на вторую
линию.
— Звонили от вице-премьера, — сообщила
секретарь. — Он перенес встречу с вами на восемь вечера. Я сказала, что вы
согласны.
— Дура! — закричал он, потеряв терпение. —
Позвони и отмени нашу встречу. Скажи, что я не смогу с ним встретиться…
— Но вы сами говорили мне вчера, что в любое время…
— Вчера я много чего говорил. Отменяй встречу к
чертовой бабушке. Скажи, что у меня нашли заразную болезнь. Дифтерию или сифилис.
Не знаю, придумай что хочешь. Но встречу отмени. И закажи мне срочно билеты в
Курск. Узнай, когда туда летают самолеты. Хотя нет, лучше закажи нам самолет.
Частный рейс. Сегодня на пять часов в Курск. Ты все поняла?
— Конечно.
— И еще найди мне телефон заместителя министра
здравоохранения. Кажется, Власов его фамилия. Мы помогали его дочке взять
премию на конкурсе Чайковского. Позвони и скажи, что я хочу с ним поговорить.
— Сейчас сделаю. Вас сразу соединить?
— Немедленно. — Он убрал аппарат. — И давай быстрее! —
рявкнул водителю. — Плетешься, как кобыла. Будто у тебя не «Мерседес», а
ржавое ведро.
Водитель хотел объяснить, что большая пробка впереди — не
его вина, но, глянув на помощника, который сделал ему предостерегающий жест
пальцем, промолчал. Все знали, что хозяина, когда он в таком состоянии, лучше
не нервировать.
День первый
К офису они подъехали спустя двадцать минут. К этому времени
Инна наконец-то нашла заместителя министра здравоохранения, который сидел на
совещании. Настойчивая Инна сумела выбить из секретаря Власова номер его
мобильного телефона и соединила чиновника со своим патроном.
— Андрей Николаевич, здравствуйте, — нервно
произнес Петровский, глядя на часы, — извините, что отвлекаю вас, но очень
важное дело.
— Добрый день, — недовольным голосом откликнулся
Власов. Ему было неприятно слышать Петровского и вообще с ним общаться. В
прошлом году любящему отцу пришлось заплатить сто тридцать тысяч долларов,
чтобы гарантировать дочке призовое место на конкурсе Чайковского. А позже стало
жаль потерянных денег. Все педагоги и участники конкурса прекрасно донимали,
что девочка явно не тянет на призовое место и ее утешительная премия — всего
лишь заслуга отца музыкантши.
— Что вам нужно? — сухо поинтересовался Андрей
Николаевич.
— У нас большая проблема в Курске, — быстро
объяснил Петровский, — в автомобильную катастрофу попал известный тамошний
журналист Василий Нечипоренко. В очень тяжелом состоянии он сейчас находится в
больнице «Скорой помощи». Вы не могли бы проконтролировать, все ли для него
нормально организовано? Дело в том, что он выдвинут кандидатом в депутаты
Госудаственной думы.
— В Курске работают опытные специалисты, — строго
проговорил Власов. — И я не совсем понимаю, почему вы обращаетесь, ко мне.
— Мы хотим, чтобы журналиста оперировали лучшие врачи
города, — попросил Святослав Олегович. — Вы ведь знаете, кто там
лучший. Пошлите туда людей, позволите им…
— Не понимаю, почему я должен это делать…
— А мы готовы прислать «посылку», чтобы компенсировать
ваши труды, — быстро добавил Петровский. Он помнил, что передачу денег в
их агентство Власов сам называл «посылкой».
Заместитель министра все понял.
— Тяжелая посылка? — поинтересовался он.
— Килограмм пять, — ответил Петровский. И с
возмущением подумал: «Он еще торгуется. Право же, у людей не осталось ничего
святого. Где его клятва Гиппократа?»
— Десять, — уверенно произнес Власов, — и я
возьму дело под личный контроль.
