Бубенцов смотрел на шефа, совершенно не понимая, о чем тот
говорит.
— Противно постоянно общаться только с
мерзавцами, — неожиданно признался Петровский. — Иногда вспоминаешь,
что есть еще и Бог. В старом доме у меня был сосед - пианист. Абсолютно
незащищенное существо, не от мира сего. И знаешь, я больше всего любил просто
сидеть в его доме. Мне всегда было так хорошо у них! Сидел, даже когда музыкант
не подходил к роялю, хотя играл он замечательно. Изумительно! Каждый раз, когда
исполнял Шопена, я думал, что сойду с ума от нахлынувших на меня чувств.
Понимаешь, он как-то по-особенному играл. Не просто вызывал звуки, перебирая
пальцами по клавишам, а будто каждый раз создавал мелодию своей жизни. Ну не
знаю, как это лучше объяснить. Я только потом узнал, что мой сосед — выходец из
польских евреев, один из тех, чьи родители чудом уцелели в варшавском гетто.
Понимаешь, кем для них был Шопен? Но вот что удивительно, иногда приходил к
ним, садился и слушал… тишину. Когда домочадцы молчали, наступала совершенно
необыкновенная, словно вибрирующая тишина. Вообще это была какая-то особенная
квартира, наполненная звуками тишины. И музыки. — Он тяжело
вздохнул. — А потом я переехал в новый элитный дом. Теперь мои соседи —
банкиры и политики. Там никто не играет Шопена. И я не могу помолчать ни с кем
из моих соседей. В их квартирах царит энергетика больших денег. И у всех пустые
глаза. — Святослав Олегович замолчал и больше не произнес ни слова за всю
дорогу. Только когда они подъехали к дому Александра Александровича, он
подмигнул помощнику и сказал: — Ладно, надеваю опять маску дьявола и пойду его
охмурять.
Тот посмотрел на патрона, явно его не понимая. Святослав
Олегович понял состояние Бубенцова.
— Хочешь знать, когда я настоящий? Этого я иногда и сам
не знаю.
Он вылез из машины, подошел к забору и открыл незапертую
калитку. Прошел по вытоптанной дорожке к дому. Глянул на небольшой огород и
чему-то улыбнулся. Затем постучал в дверь. Он был уверен, что звонок не
работает, но на всякий случай нажал на его кнопку. Так и есть — не работает, и
постучал во второй раз.
— Входите! — крикнул хозяин дома. — У нас не
заперто.
Петровский опять улыбнулся и вошел. Прежде всего он увидел
двух котов, возникших перед ним. Они настороженно смотрели на гостя. Наконец в
прихожей появился хозяин дома, одетый в темно-коричневую телогрейку поверх
светлой рубашки и джинсов. Обратив внимание на джинсы, Святослав Олегович
подумал, что составил не совсем верное впечатление о преподавателе истории.
Модные веяния его не обошли.
— Добрый вечер, — приветливо начал он.
— Добрый вечер, — кивнул Седых. — С кем имею
честь?
— Святослав Олегович Петровский, — представился
гость, — я приехал из Москвы, и мне нужно срочно с вами
переговорить. — Он намеренно не сказал, где работает, чтобы иметь
возможность для маневра.
— Проходите в комнату, — предложил радушный
хозяин, — я как раз собирался пить чай. Джульбарс, на место!
Огромная овчарка, появившаяся в дверях, замерла и вернулась
обратно в комнату.
— Вы назвали вашу собаку Джульбарсом? — спросил
Петровский, входя в комнату. — Кажется, так назывался фильм тридцатых
годов. Я хорошо его помню, он мне очень нравился.
— Мне тоже, — кивнул Александр Александрович.
В большой комнате стояли цветной телевизор и
видеомагнитофон. Хозяин дома определенно умел пользоваться современной
техникой. В просторной гостиной было светло и чисто. Они прошли к столу и сели
на стулья.
— Выпейте со мной чаю, — предложил Седых.
— Большое спасибо — нужно было завоевывать расположение
кандидата в депутаты.
— Маша, — крикнул учитель кому-то на кухню, —
принеси нам чай.
Петровский поднял правую бровь. Этот историк удивлял его все
больше и больше. Неужели с ним живет женщина, о которой Бубенцов ничего не смог
узнать? Но когда из кухни появилась полная женщина лет шестидесяти, несколько
успокоился. Очевидно, соседка, приходящая сюда убираться, заниматься
хозяйством. Перехватив взгляд гостя, Седых улыбнулся.
— Мария Карповна помогает мне уже много лет. Она вышла
на пенсию, но работает в нашей школе ночным сторожем. И заодно помогает мне по
хозяйству. Я ей, конечно, за это плачу. У меня хорошая зарплата, есть разные
надбавки, а у нее пенсия только семьсот рублей. И двое внуков на воспитании.
— А где их родители? — поинтересовался Петровский.
— Мать погибла четыре года назад во время аварии
автобуса в Симферополе. А отец их давно бросил. Вот так мы и поддерживаем друг
друга. Заодно ребятишки читают книжки, которые я им подбираю из моей
библиотеки.
«Черт возьми, — подумал Святослав Олегович, —
нужно выбирать вот таких людей, как этот учитель истории, а не бандита
Качалова. Честное слово, мне иногда бывает стыдно, когда я вспоминаю, чем
занимаюсь».
— Вы благородный человек, — убежденно произнес
он. — А вот я приехал к вам по поручению группы товарищей из Центрального
Комитета нашей партии. Разумеется, мой визит не должен афишироваться. Вы
знаете, сколько у нас политических противников и как нелегко работать в
современных условиях.
— Я все понимаю, — кивнул Александр
Александрович, — не волнуйтесь, Мария Карповна никому не расскажет о вашем
визите. Я вас слушаю, товарищ Петровский.
— Вы, наверно, уже знаете, что благодаря нашим усилиям
областная прокуратура подала протест в порядке надзора по вашему делу, —
продолжил руководитель «Милениума», — и протест был удовлетворен. Принято
новое постановление суда, и местная избирательная комиссия включила вас в
списки кандидатов. Но сегодня днем нам сообщили, что вы отказываетесь от
участия в выборах.
— Верно. И скажу вам почему, товарищ Петровский.
Сегодня последний день перед выборами, я не имею права на агитацию. Все мои
потенциальные избиратели знают, что меня отстранили от выборов. И многие из них
не придут завтра голосовать. А принять неравные условия игры — значит заведомо
обречь себя на поражение.
— Не всегда, — возразил Святослав Олегович, —
вы не подумали о тысячах и миллионах людей, которых лишаете права выбора. Я
имею в виду не только ваш избирательный участок. Ведь мы обязаны думать о наших
кандидатах, проходящих по избирательному списку партии. А там каждый голос для
нас ценен. Вы же знаете, как правящий класс ненавидит нашу партию, как нас
пытаются опорочить, как стараются заставить нас замолчать.
— Я не думал…
— Нужно было подумать, — не сбавлял темпа
Петровский. — Отказываясь от участия в выборах, вы обрекаете нас на потерю
голосов по вашему участку. Ведь если избиратели, готовые отдать голоса левой
оппозиции, не придут на выборы, то в конечном итоге это может сказаться на
результатах веей партии.
— Мне никто об этом не говорил, — растерянно
пробормотал Александр Александрович, — и из областного комитета партии
никто не звонил. Я беседовал сегодня днем с ними, и они поддержали мое решение.
