— Ну? И что же? — с напряженным вниманием глядя на
него, спросил Стас. — Что это означало?
— Откуда я знаю? — пожал плечами Сильвестр. —
Я тогда этому значения никакого не придал.
— А как же ваш изощренный ум? Неужели не зацепился за
такой ребус?
Сильвестр посмотрел на старшего лейтенанта с изумлением:
— Почему это у меня ум изощренный? По‑моему,
самый обычный. Только работает не на холостых оборотах, как у некоторых.
— Значит, вы заявляете, что незадолго до убийства кто‑то
подкладывал Аршанской зеленые зажигалки? — на всякий случай уточнил Стас.
— Я не заявляю, а говорю с чужих слов.
— И что мне с этим делать?
— Вы спрашиваете меня так, как будто я ваш папа.
— И все‑таки?
Половцев смотрел на Сильвестра с напряженным вниманием, как
кот, наблюдающий за вялой мухой. Он был уверен, что у этого типа есть готовый
рецепт. И то, что он посоветует, лучше исполнить без обсуждения.
— Думаю, что нужно побывать в редакции, поспрашивать у
людей — что видели, что слышали про эти зажигалки. Только сделать это следует
деликатно. Пусть Майя туда поедет и покрутится. Она всегда сопровождала меня на
совещания, к ней там все привыкли.
— Но она ведь дилетантка! Я уж имел случай убедиться…
— В нашей ситуации лучше неумелые женские пальчики,
старший лейтенант, чем ваши опытные грабли.
— А может, сами? — неуверенно предложил Стас,
глянув на свои грабли и поразившись тому, какие у него желтые пальцы. От
никотина, точно. Сдохнет он когда‑нибудь от этой заразы, как пить
дать. — Может, сами заглянете в редакцию?
Сильвестр отказался наотрез. Уже в коридоре, провожая гостя,
Майя торопливо оглянулась и шепотом пояснила:
— Не предлагайте боссу сейчас выбираться из дому. После
того случая с банановым убийцей у него был серьезный приступ. Его теперь вообще
на улицу калачом не выманить. Он из‑за этого нервничает. Лучше уж я…
— Чего так обреченно? — хмыкнул Стас и
передразнил: — Лучше уж я… Как на смерть собрались. Героиня. А всего‑то и
надо, что пошустрить по кабинетам. Пофлиртуйте с кем‑нибудь. Вы
флиртовать умеете?
— А вы что, сомневаетесь?
— Помню, помню, как вы мне пытались глазки строить!
Топорная работа.
— Что?!
Старший лейтенант Половцев, ухмыляясь, одним прыжком покинул
квартиру номер девятнадцать. Дверь за ним захлопнулась с такой силой, как будто
хотела догнать его и сплющить.
Похороны Ирины Аршанской. Соболезнования убийцы?
Погода вдень похорон Ирины Аршанской была самой подходящей
для такого печального события — свинцово‑серое низкое небо, откуда без
устали сыпал мелкий колючий снег, сводя на нет любые усилия дворников с
лопатами и водителей специальной снегоуборочной техники.
Проводить Ирину в последний путь собралось неожиданно много
народа, поэтому перед кладбищенскими воротами, от которых, согласно утвержденной
церемонии, гроб должны были на руках нести физически крепкие родственники и
друзья, образовалось некоторое столпотворение и неразбериха. Было заметно, что
завхоз редакции, пожилой лысый дядька, полковник в отставке, на которого и была
возложена организация похорон, нервничал и излишне суетился. Однако боевое
прошлое полковника наконец возобладало над эмоциями: ему удалось организовать
всех прибывших в некое подобие колонны по четыре. Грустная процессия двинулась
к месту «последнего пристанища усопшей», как высокопарно выразился хорошо
проплаченный накануне и оттого чрезвычайно любезный кладбищенский
администратор.
Чувствуя себя здесь абсолютно чужой и лишней, Майя с видом
бедной родственницы пристроилась в самом конце траурной процессии. Монотонное
однообразие черного ничто не нарушало — букеты и венки были почему‑то
преимущественно белого цвета и оттого растворялись в пелене падающего снега.
«Интересно, откуда столько народа? Редакция, вероятно, в
полном составе, а это — человек двадцать, а то и больше. Во всяком случае,
знакомых ей лиц сотрудников журнала много. Родственники, в том числе дальние,
подруги, знакомые… Кто еще?» — строила догадки Майя.
Становилось зябко от слабого, но отчетливо холодного
ветерка, за шиворот противными холодными струйками стекал таявший на ее
непокрытой голове снег. «Слава Богу, обошлось без оркестра, а то бы тут такое
началось…» К счастью, Майя за свою жизнь была на похоронах всего два раза, но
запомнила, как печальная, рвущая душу музыка придавала скорби такой невыносимый
характер, что рыдать в голос начинал и даже закаленные крепкие мужики. Сжимая
замерзающими руками букетик с четным количеством белых гвоздик, она попыталась
было направить мысли в конструктивное рабочее русло. Например, как умудриться
выделить из толпы и зафиксировать подозрительных лиц, если все вокруг одинаково
черные и печальные. Но тут ей прямо в ухо насмешливо бухнули:
— А последнее пристанище ничего себе!
Испуганно отпрянув, Майя обернулась на наглеца,
осмелившегося шутить шутки в такое время и в таком месте. Наглецом оказался
Половцев. Он дышал на нее перегаром, был небрит, помят лицом и одет для похорон
несколько вызывающе — голубые джинсы, светло‑коричневая кожаная куртка и
кроссовки. На голове дикая шапочка, в которой, похоже, дедушка героического
оперативника сдавал школьные нормы на значок «Готов к труду и обороне».
— Вы с ума сошли! — ахнула Майя и испуганно
огляделась — не смотрит ли на них кто. — Почему вы такой… ужасный? Это же
похороны, а не бразильский карнавал.
— Ничего не попишешь, — выдохнул Стас. — Я
вторые сутки домой попасть не могу.
— В загуле, что ли?
— Ну, почему так, — приятно улыбнулся Половцев
небритым лицом. — Работа. Сложную операцию проводили, вот только под утро
все закончилось. Так что я прямо с корабля — на бал. В смысле — на похороны.
— С какого корабля? Сейчас навигации нет, лед везде.
Или вы проводили операцию на атомном ледоколе?
— Это в переносном смысле. У вас, дорогая, видимо,
немного замерзли органы, отвечающие в организме за сообразительность и чувство
юмора. Не дать коньячка? У меня есть немного. — И Половцев ловким
движением достал из‑за пазухи плоскую фляжку.
Майя выпрямилась и ответила:
— Спасибо, я на улице не употребляю.
— Ну, не обижайтесь. Я просто подумал — вдруг вы
замерзли? Впрочем, мы немного отстали. Давайте, шевелите конечностями.
По‑хозяйски взяв девушку за руку, он поволок ее к
скрывающемуся за ближайшим поворотом хвосту процессии.
— Я ведь что хотел сказать, — стал он на ходу
оправдываться. — Кладбище элитное, на такое просто так не ляжешь. Место
для могилы — обзавидуешься, семь минут хода от главных ворот, навещать удобно.
А вы — глумитесь, глумитесь…
