* * *
— Честно говоря, вы меня озадачили, — улыбаясь,
сказал Клебовников, едва пригубив принесенный Майей кофе. — Но я вас знаю
как человека весьма серьезного. По‑моему, к легкомыслию вы не склонны.
Полагаю, речь пойдет не о ваших перспективах в связи со смертью Аллы, а именно
о том, что вы тезисно изложили по телефону.
Он глотнул из маленькой, китайского фарфора, чашки и вежливо
добавил:
— Ну, давайте начинать разговор?
В непринужденной домашней обстановке он понравился Сильвестру
гораздо больше, нежели в редакционной. Спокойный, вежливый, без суеты.
Доброжелательный. Не язвит, не хорохорится, хотя действительно не знает, что
придется сейчас услышать от внештатного сотрудника редакции.
— Давайте, — согласился Сильвестр. — Я вам
постараюсь очень кратко изложить все, что знаю, а уже потом, если что‑то
заинтересует, поговорим подробнее. Только у меня к вам убедительная просьба —
не ищите в моих словах, да и в самой этой ситуации корысть.
Ее здесь нет. Просто я был в прекрасных отношениях с Аллой,
которая много для меня сделала, мне очень симпатичен сам журнал и люди, которые
в нем работают. И мне небезразлично, какова будет их дальнейшая судьба. Я ведь
прекрасно понимаю, что смена руководства может повлечь очень серьезные, а для кого‑то
и фатальные изменения.
Клебовников молча склонил голову в знак того, что он
присоединяется к этому мнению.
— Я, как вы понимаете, не имею в виду себя
лично, — продолжал развивать мысль Сильвестр. — Хотя, не скрою, мне
бы хотелось продолжить наше сотрудничество. Но речь сейчас не об этом. Я
пообещал вам сообщить некоторую информацию относительно вероятных кадровых
решений в связи со смертью главного редактора журнала.
Тут Сильвестр сделал приличествующую случаю паузу и
продолжил:
— Так вот, собственники очень серьезно разошлись во
мнениях: некоторые предлагают вообще продать журнал, считая его не очень
перспективным проектом. К счастью, они оказались в меньшинстве. Поэтому все
дальнейшие разногласия совладельцев издательского дома связаны исключительно с
персональным составом руководства. Вам я хочу сказать лишь то немногое, что
знаю сам: на должность главного редактора есть три кандидатуры, которые и будут
рассматриваться в самое ближайшее время.
— Вы назовете их? — с неподдельным интересом глядя
на Сильвестра, спросил Клебовников.
— Назову. Причем в порядке убывания шансов кандидата:
Кристина Красовская…
— Кристина? — ахнул Клебовников. — Из
«Паноптикума»?
— Ей будет сделано предложение. Затем — Николай
Клебовников… И — Ярослав Яковкин, ваш ответственный секретарь.
Клебовников ненадолго задумался, а потом спросил:
— Это точные сведения? Откуда они?
— Довольно забавная история, если рассказ о болезнях
может быть забавным. Так вот, у меня, как вы, возможно, знаете, аллергия.
Довольно противная штука, которая ограничивает меня во многом, но главное — в
передвижении. И таких, как я, немало во всем мире.
— Знаю. Я лично, когда морепродукты ем, начинаю
чесаться, как обезьяна Чита. Но это так, маленькое неудобство. Я не сравниваю…
— Сейчас Интернет позволил людям объединяться не только
по интересам, но и для решения проблем. Три года назад мы создали всемирную
ассоциацию аллергиков. У меня появилось много друзей во всех уголках планеты,
мы обмениваемся информацией, обсуждаем наши общие или индивидуальные проблемы,
а чаще — просто общаемся, делимся заботами, радостями, рассказываем о работе,
семьях, детях. Таким образом я познакомился и подружился с одним американцем.
Зовут его Джозеф Гелдер. Вам ведь знакомо это имя?
— Естественно, — усмехнулся Клебовников, — это
один из наиболее влиятельных и крупных держателей акций издательского
дома. — Но почему он так с вами откровенен?
— Потому что я сказал ему то же, что и вам, — мне
небезразлично, что станет с журналом и его сотрудниками.
— Как все просто, — грустно констатировал
Николай, — один больной по дружбе сообщил другому немного коммерческой
информации.
— Да ладно вам, — улыбнулся Сильвестр. — Если
хорошенько подумать, никакой военной тайны он мне, естественно, не сообщил. То,
что будет не одна кандидатура — понятно и так. Что претенденты из числа
нынешнего руководства — тоже понятно. А здесь только вы и Яковкин.
— А Полусветов?
— Не в счет, все и так знают, что он уезжает к сыну в
Лондон. А насчет Красовской, думаю, сегодня‑завтра уже пол‑Москвы
будет знать. Так что это была просто дружеская некоммерческая информация. Чтобы
я не волновался.
— А почему вы не будете волноваться? Ощущаете за спиной
поддержку собрата‑магната?
— Ну что вы! В этом нет необходимости. Просто при любом
раскладе журнал останется на плаву, в обойме себе подобных, где занимает весьма
достойное место. И, насколько я понимаю, статус‑кво сохранится. Я не
прав?
— Не вполне. Тем более, мне кажется, вы лукавите. Иначе
зачем вы меня вызвали на этот разговор?
Да, — согласился Сильвестр, — лукавлю. Но —
немного. Вам я все это сообщил только для того, чтобы вы предприняли некоторые
действия для укрепления собственных позиций. Как — я думаю, вы знаете без моих
подсказок. Давайте начистоту. Я знаю, что вы, возглавив журнал, закроете мою
рубрику. Но не это главное. Поверьте, я дорожу журналом, но это не единственный
и не основной источник моего благосостояния. А вот человеческие отношения мне
гораздо важнее. Алла дружила с вами, ценила вас, и если бы ее спросили —
кто? — она бы, уверен, назвала вашу фамилию. Потому что вы продолжите ее
дело так, как она делала бы его сама. Именно поэтому я предпочел бы видеть в
кресле главного редактора вас. Думаю, и большая часть редакции тоже.
— А милиция получит замечательного подозреваемого. Ведь
это, выходит, мотив?
— Мне так не кажется. У вас зарплата была намного
меньше?
— Почти такая же.
— Правильно, а ответственности…
— Ответственности у главного редактора несравненно
больше, включая финансовую.
— Вот видите. Получается, мотив — усложнить себе жизнь.
Если бы отношения у вас плохие были, а то ведь — дружба.
В комнате повисло молчание. Клебовников о чем‑то
размышлял, уставившись в одну точку, Сильвестр занялся своим остывшим чаем.
— Да, не ожидал я такого разговора, — наконец
заговорил гость. — Не знаю, благодарить мне вас или послать к черту… Не
обижайтесь, это я фигурально, в смысле — не придавать значения.
— Да вы просто обдумайте все, что я вам рассказал.
Вдруг пригодится?
— За откровенность я вам, конечно, благодарен. Но в
любом случае не могу пообещать, что все в редакции сохранится так, как было при
Алле…
