— А я вам снова повторяю — мне ни гарантий, ни обещаний
не надо. Я же объяснил, что мои мотивы совсем иные… Впрочем, одну просьбу
можно?
Клебовников мгновенно насторожился.
— Да я сейчас совсем о другом, — заметив реакцию
собеседника, махнул рукой Бессонов. — Может быть, этого и не стоило
говорить, но… У нас с Аллой были очень сердечные отношения, только вот я,
признаюсь, был к ней неравнодушен. Как мужчина.
— По‑моему, и она к вам была неравнодушна. Как
женщина, — грустно усмехнулся Клебовников и тут же поспешно добавил: —
Простите.
— Я только хотел спросить у вас… Ведь вы последний, кто
ее видел… Расскажите мне о… Господи, даже не знаю, зачем все это! —
Сильвестр резко отвернул голову к окну.
— Ничего, я понимаю, — Клебовников немного
помолчал, качая в руке пустую чашку. — Мы в тот день решили поужинать
после работы в ресторане. Нас же дома не ждет никто. Да еще надо было обсудить
несколько вопросов, а то в редакции не всегда получается, там ведь с утра до
вечера бедлам, не поговоришь спокойно. А так — приятное с полезным… Мы и сидели‑то
недолго. Алла жаловалась, что недосыпает, а назавтра вставать рано — у нее
первая встреча на девять утра была назначена. Дошли до стоянки вместе. Холодно
было, мороз, снег, да еще темновато там. Я хотел, чтобы она первая поехала, но
тут ей позвонили, и она мне махнула рукой — поезжай, мол, пока.
Николай замолчал, словно собираясь с мыслями. Потом тихо
вздохнул:
— Вот и все.
Осторожно вошедшая в комнату Майя, воспользовавшись паузой в
разговоре, поинтересовалась у гостя:
— Вам кофе еще сварить?
Клебовников, словно очнувшись, тряхнул головой и едва
заметно улыбнулся Майе:
— Да, только покрепче, пожалуйста. — И дождавшись,
пока она скроется за дверью, обратился к Сильвестру. — А теперь вот я хочу
задать вам один вопрос. Можно?
Тот сделал рукой приглашающий жест.
— Каюсь, но когда я согласился к вам приехать, имел
встречный интерес. Алла перед смертью мне сказала, — так, вскользь, —
что вы каким‑то образом причастны к расследованию убийства Иры Аршанской.
Это правда?
Сильвестр ограничился молчаливым вежливым кивком.
— Вы сотрудник милиции или частный детектив?
— Ни то и ни другое.
— А что же тогда?
— Консультант на общественных началах. Такой, знаете,
не очень добровольный помощник.
— А как же быть со смертью Аллы?
— Ну… Этим милиция занимается.
— А вы?
— Что — я? У меня и полномочий никаких нет. Сижу вот
дома почти безвылазно, размышляю. Разве что они сами обратятся ко мне.
— Просто я могу рассказать нечто такое, что, возможно,
поможет расследованию.
— Почему мне? Кстати, а следователю вы это уже
рассказали?
— Никому я это не рассказывал, — взгляд
Клебовникова, устремленный на Бессонова, мгновенно стал неприветливым и
колючим. — Я и вам‑то рассказать решил только сейчас. Присматривался
— стоит ли это делать, тот ли вы человек.
— Решили — тот?
— Не знаю. Но больше вроде бы и некому. К тому же у вас
к Алле особое отношение.
— Почему все‑таки не в милицию?
— Вы сейчас все поймете. Я бы хотел, чтобы к моим
словам отнеслись серьезно, хотя это и нематериальные улики, а наблюдения,
случайные впечатления. Короче говоря, однажды в сумочке у Аллы я увидел
пистолет.
Мельком, совершенно случайно. Про пистолет, кстати, я
следователям сообщил. Просто голый факт.
На самом же деле есть еще кое‑что. Когда я в первый
раз пистолет заметил, сразу спросил — это твой? Она засмеялась и сказала — нет,
поиграть взяла. А когда я через какое‑то время попробовал вернуться к
неприятной теме — спросил про пистолет — она разозлилась и сказала, что мне
померещилось. Но это не все. Раза три, хорошо выпив, она говорила вещи, от
которых мне становилось не по себе.
— Что именно?
— Дословно не воспроизведу, но за смысл ручаюсь — она
очень кого‑то боялась. Причем настолько, что готова была нанимать охрану,
менять имя и даже уехать жить в другую страну с другим паспортом. Но потом все
проходило, и она не желала разговаривать на эту тему. Ну, и как, по‑вашему
— могу я все это милиции рассказывать? Милиции фамилии подавай. Кого боялась?
Почему? Знаете, что получится? Я расскажу, меня же потом будут допрашивать до
посинения.
— Наверное, вы правы, — вздохнул Сильвестр, —
но что это нам дает, кроме неясных подозрений? Допустим, были причины бояться.
А если это фобии — проклятье жителей мегаполисов?
— Я подумал: вдруг пригодится. Что ж, спасибо за
гостеприимство и за информацию — обдумаю. А насчет того, что я
рассказал, — думайте уже вы. Если потребуюсь, звоните, буду рад слышать.
И, пружинисто поднявшись с кресла, Николай направился к
выходу. Уже прощаясь с гостем, Сильвестр хотел было спросить его про странную
машину и человека в черном. Но не стал — зачем преждевременно его напрягать?
Слежка за человеком — не шутка, тут надо все трижды проверить.
Когда за Николаем закрылись двери лифта, Бессонов быстро
отправился на свой наблюдательный пункт — кокну. Подозрительный «Жигуль» стоял
все там же. Как только машина Клебовникова тронулась с места, он немедленно
тронулся следом.
Надо было убедиться — и он убедился. Слежка, причем
демонстративная. Интересно, знает ли о ней Клебовников? Если нет, надо
предупредить. Если знает, пусть расскажет, в чем дело. Хотя бы Стасу Половцеву.
А если, не дай Бог, это подготовка еще одного преступления? Не связана ли эта
слежка с убийством Аршанской и Белояровой? Тревожных вопросов возникло
множество, и откладывать разговор было просто опасно.
Сильвестр набрал номер Клебовникова.
— Николай, это Бессонов. Вам удобно сейчас говорить?
— Да, конечно. А что случилось?
— Только не удивляйтесь. Вы за собой слежки не
замечали?
Возникла пауза, и Сильвестр подумал, что связь прервалась.
Но голос Клебовникова неожиданно вынырнул из тишины:
— Вы меня застали врасплох. За мной следят?
Ему было неприятно обманывать Сильвестра, но по‑другому
он не мог. Слежка не имела никакого отношения к редакционным убийствам, это он
знал точно. Она касалась его одного, и он не хотел, чтобы в его личные дела
лезла милиция или частные консультанты.
— Голову на отсечение давать не стану, — ответил
между тем Сильвестр. — Но… Вряд ли я ошибаюсь. Темные «Жигули», мужчина в
черной куртке и спортивной шапочке. Так вы знаете, видели?
Ну откуда? Я назад не смотрю. Слушайте, это неприятно.
Учитывая обстоятельства… Может, мне в милицию заявить? Или прямо подойти к
этому, в шапочке, и в лоб спросить, чего ему надо?
