Наконец он пришел‑таки к нужному дому. Крадучись
завернул за угол и с изумлением увидел, что возле припаркованного джипа понурив
голову стоит лошадь.
— Хорошая лошадка! — негромко похвалил он, подходя
поближе и опасаясь, что животина стукнет его копытом или громко заржет,
привлекая внимание. Однако лошадь стояла смирно и лишь косила на Калевуху
ореховым глазом.
Не успел он порадоваться этому обстоятельству, как
совершенно неожиданно за забором два раза басисто гавкнули, потом раздалось
грозное рычание, и на дорогу из приоткрытой калитки выскочила гладкая собачища
с оскаленной пастью. Даже не притормозив, огромная туша бросилась на незваного
гостя. Намерения ее были предельно ясными — повалить и загрызть. Калевуха
испугался до ужаса. Спасаясь от неминуемой лютой смерти, он сначала запрыгнул
на капот джипа, а с него скакнул на спину лошади, пал на нее и прижался всем
телом. Собачища тут же подскочила и принялась прыгать, клацая зубами и давясь
лаем.
— Н‑но! — крикнул Калевуха, дрыгнув
туловищем в качестве понукания.
Лошадь игогокнула и снялась с места. Седла на ней не было, и
от полета на землю мордой вниз Калевуху спасло только то, что он в качестве
новоиспеченного миллионера успел взять несколько уроков верховой езды. Словно
прекрасное видение он пронесся по деревне в развевающемся кашемировом пальто и
малиновом кашне. Собака по дороге отстала, и уже можно было прекратить скачку.
Однако лошадь вошла во вкус и бежала все дальше и дальше, унося Калевуху в
неведомую даль.
Двое мужиков, куривших во дворе дома на другом конце
деревни, с интересом проводили его глазами.
— Колькина лошадь, — наконец, сказал один из
них. — Старая уже, а погляди, как ходко идет.
— А кто это на ней?
— Бог его знает. У Кольки в дому дружки из города не
переводятся.
— Он же хотел лошадь в санки впрячь и за дровами к
Митрофанычу ехать…
— Значит, передумал.
Между тем Майю завели в большой сарай, заваленный всяким
хламом, стянули с нее шапочку и подтолкнули к стулу возле верстака.
— Тихо, ты! А будешь напрашиваться — кляп в глотку
забьем, — буднично сказал один из похитителей, и та молча села, куда было
велено.
В сарае было холодно и неуютно. Через прорехи в крыше и
через неплотно пригнанные доски сюда проникал солнечный свет, который позволял
хорошо различать даже самые мелкие предметы вокруг. Снаружи то и дело
принималась лаять собака.
— Дурацкая скотина, — проворчал тот тип, что был
повыше и помощнее. — Брешет и брешет.
— Колька лошадь на улицу вывел, — лениво пояснил второй. —
Та хвостом махнет, Буран беситься начинает.
Заметив, что пленница шарит глазами по сторонам, бандиты
отыскали веревку и связали ей сзади руки. Сами же достали сигареты и принялись
молча курить, изредка обмениваясь ничего не значащими фразами. На Майю они даже
не глядели.
— Что вам от меня надо? — спросила она звенящим
голосом, когда бороться со страхом стало совсем невмоготу.
На нее прикрикнули, и Майя снова прикусила язык. «Сильвестр
меня в беде не бросит, — лихорадочно размышляла она. — Позвонит Половцеву,
и вдвоем они что‑нибудь придумают».
В этом она не ошиблась. Сильвестр действительно позвонил
Половцеву и зачем‑то стал орать на него, как будто именно тот был
виноват, что Майю украли. Половцев явился через полчаса, хмурый и молчаливый.
Выслушав Сильвестра, он отправился к Дмитрию Васильевичу, поговорил с ним,
после чего вернулся обратно и заявил, что у них нет ни одного шанса.
— Мы не должны были втягивать ее в
расследование, — все время повторял Сильвестр, расхаживая по комнате и
сжимая в руке мобильник в призрачной надежде, что тот сейчас зазвонит и
принесет хорошие вести.
— Это вы не должны были, — наконец не выдержал
Стас. — Меня интересуют только ваши мозги.
— Не врите! Вас интересует убийца.
Слово за слово, они разругались в дым, Половцев принялся
куда‑то звонить, что‑то узнавать, но в душе оба знали, что дело
тухлое.
— Мы должны понять, зачем ее похитили, — сказал
Сильвестр, останавливаясь возле окна.
— Я и так знаю — зачем, — ответил старший
лейтенант неохотно.
Некоторое время назад он поддался слабости и побежал на
улицу, на то самое место, откуда увезли Майю. Конечно, это ему ничем не
помогло.
— Ее похитил убийца, когда понял, что вы подобрались к
нему слишком близко, — объяснил Стас. — Это предупреждение. Сейчас вы
должны или все бросить, или разоблачить его.
— Как он узнает, что я все бросил?!
— Значит, остается одно — вычислить его. Раз он
забеспокоился, выходит, его чем‑то потревожили. Давайте думать, чем.
Тем временем Калевуха закончил скачку и благополучно
спустился на землю. Дом, возле которого стоял джип, маячил неподалеку — лошадь
прокатила седока вокруг деревни и вернулась обратно. Отпущенная на свободу, она
весело потрусила к родным воротам. Калевуха остался стоять посреди дороги,
опасаясь, что собака почует его еще издали. Давешние мужики, отправившиеся в
сельпо за папиросками, застали его прихлопывающим и притопывающим и весело
поинтересовались:
— Чего мерзнешь‑то? Что, тебя Колька в дом не
пускает?
— Меня собака в дом не пускает, — честно ответил
Калевуха.
— Тю‑ю! Такты крикни ему: Буран, бляха‑муха,
место! Он и заткнется. Этот пес только с виду страшный, а так — чисто щенок.
Они ушли, а Калевуха стал думать: сможет ли он заставить
себя встретиться с собакой неведомого Кольки лицом к лицу. Вероятнее всего, нет.
Собака — это зверь, и на уме у нее может быть все, что угодно. Возможно, тут
важен правильный настрой. Если убедить себя, что ты не боишься, то все пройдет
прекрасно. Размышляя, он потихоньку продвигался в сторону джипа. Возвратившаяся
лошадь уже стояла на прежнем месте и громко фыркала. «Дежа вю», —
пронеслось в голове Калевухи.
Именно в этот момент он почувствовал, что кто‑то дышит
ему в подколенные ямочки. Сначала это был просто намек на живое присутствие, а
потом ногам стало по‑настоящему горячо. Послышалось сопение. Страшное
подозрение закралось в душу Петра. Он медленно обернулся… И увидел жуткого
Бурана с вываленным языком. С языка капала слюна. Возможно, собака была
бешеной. Калевуха попытался остановить запрыгавшее сердце и взять ситуацию под контроль.
Для этого он посмотрел Бурану в глаза. Тот зарычал.
Калевуха стал спиной отступать к машине. Пес двинулся за
ним. Глаза его горели нехорошим огнем.
— Буран, место!
Буран гавкнул так, что городской гость едва не рухнул
замертво.
— Место, бляха‑муха! Пошел вон! Буран, скотина!
