— Мы работаем вместе чертову прорву лет, —
продолжал Клебовников. — Я знаю тебя, как облупленную.
— И что? — с вызовом спросила она. — Это дает
тебе право брать чужие вещи?
— В дамских сумочках лежат ответы на многие
вопросы, — хмыкнул Клебовников. — Я заметил, что ты сама не своя и
чуть что — хватаешься за нее.
Люся не могла заставить себя отлепиться от двери, хотя уже
поняла, что начальнице больше ничто не угрожает. По крайней мере, Клебовников
выступает в роли друга, а не врага.
— Коль, это не твое дело.
— А чье, интересно? Я работаю в журнале, который ты
возглавляешь. Если что‑нибудь случится, пострадают все. Ты об этом не
думала?
— Да с чего ты взял, будто что‑то
случится? — Белоярова постепенно оживала. Голос ее набрал силу и обрел необходимую
твердость. — Масса женщин носит с собой оружие.
— Мне только сказки не рассказывай. — Скрипнул
пол. Вероятно, Клебовников прошелся по кабинету. После паузы спросил: — Ты кого‑то
боишься?
— Я никого не боюсь.
Белоярова сказала это так твердо, что при других
обстоятельствах Люся ей поверила бы. Хотя… Она — не показатель. Ее легко может
обвести вокруг пальца даже дрессированная лошадь.
Что ответил на это заявление Клебовников, Люсе узнать уже не
удалось. Ей показалось, будто кто‑то медленно приближается к приемной,
хотя ворсистая ковровая дорожка и проглатывала звук шагов. Не желая быть
застигнутой на месте преступления, Люся порхнула к рабочему креслу и, чтобы
скрыть смятение, принялась вращаться в нем, отталкиваясь воздушной ножкой от
пола.
Она успела сделать лишь два оборота, когда на пороге
нарисовался глубоко и гневно дышащий Леонид Карлович Полусветов. Былая сила уже
перебродила в нем, но все еще напоминала о себе мощной поступью. Это был
крупный старик с завидным разворотом плеч и мшистыми бровями. Впрочем, сильнее
всего возраст выдавала редкая тусклая щетина. У охранника Игоря, к примеру,
растительность на лице была сочной, жесткой и росла весело, как канадский
газон. Лицо же Полусветова напоминало серый валун, обросший бледным мхом.
Однако на людей он смотрел остро и зорко, как всегда готовый к драке бродячий
пес. Какими путями представитель «старой гвардии» попал в редакцию модного
глянцевого журнала, Люся не знала. Зато знала, что Полусветов скоро уволится,
потому что уезжает жить к сыну в Лондон.
— Здрасьте, — пролепетала она, притормозив носком
туфли. — Алла Антоновна занята. У вас что‑то срочное?
— Срочное, — неожиданно рявкнул на нее степенный
Полусветов. — Я жаловаться пришел.
В ту же секунду дверь заветного кабинета отворилась, и на
пороге возник Клебовников.
— Жаловаться? — удивленно переспросил он. —
Ты — и жаловаться? Сегодня просто день чудес.
Белоярова появилась из‑за плеча своего зама, лицо ее
пылало. «Уж не целовались ли они?» — подумала Люся с сомнением. Обычно игривые
мысли не приходили ей в голову вот так вот, с лету. Но сегодня случай был
особый. Целовались или боролись. Или же словесная перепалка их так
взбудоражила.
— Что такое, Леонид Карлович? — деловито спросила
Белоярова.
«Нет, вряд ли они целовались, — снова подумала Люся. —
Слишком уж быстро она пришла в себя». Если бы ее кто‑нибудь поцеловал, да
еще на рабочем месте, она улетела бы к звездам и вернулась дня через два.
Впрочем, Белоярова — не она. Белоярова — жесткая, но очень естественная. Люся
ей завидовала. Не тому, что у нее фантастическая фигура, яркое лицо, короткие и
густые красивые волосы. А вот именно этой врожденной грации и внутренней
свободе, которая или есть, или нет. Люся не была дурочкой и понимала, что ей
никогда не стать похожей на свою начальницу.
— Что такое?! — переспросил Полусветов. Он
отдувался, как закипающий чайник, и слова снарядами вылетали у него изо
рта. — Вандалы ворвались в мой кабинет! Разбили мою чашку! Ее подарили мне
четверть века назад, я привык к ней! Я не смогу без нее! Разбили вдребезги! Кто‑то
прокрался и…
Белоярова озадаченно потерла переносицу и переступила с ноги
на ногу. Кажется, она все еще была в замешательстве. Клебовников между тем
бросил быстрый взгляд на Люсю Антипову, которая болталась где‑то позади
Полусветова, и сразу все понял. Виду секретарши был ужасный. Именно с таким
выражением лица драматические актрисы падают в обморок, сотрясая подмостки.
Клебовников не удержался и хмыкнул. Люсю Антипову следовало
спасать. Против Полусветова она не выстоит, «чашечная буря» способна
перевернуть и потопить утлое суденышко ее самоуважения.
— Слушай, Леонид Карлович, — сказал он, изобразив
раскаянье и замешательство. Для пущего эффекта он даже потер затылок. — Ты
уж прости, но это не вандалы. Это я. Зашел я, понимаешь, к тебе в кабинет, тут
телефон зазвонил. А чашка твоя на краю стола стояла. Опасно так стояла. Ну,
рукой я махнул, она возьми и…
— Именно так самое страшное и случается, —
неожиданно вмешалась Белоярова. — Ты ни о чем таком не подозреваешь. А
потом делаешь один неосторожный шаг — и все, ничего не поправить.
— Так чего ж ты. Даже осколки не собрал! — Грудь
Полусветова все еще бурно вздымалась, однако с лица схлынула нехорошая
бледность, и оно покрылось нежно‑розовыми пятнами. — Ушел, все
бросил… Я думал — вандалы!
— Меня срочно на переговоры вызвали, Лень, —
продолжал оправдываться Клебовников, тревожно поглядывая на Люсю Антипову.
Сообразив, что заместитель главной обо всем догадался и
теперь ее выгораживает, она пришла в такое волнение, что едва не вылезла из
своей дурацкой кофты. Ломая руки и кусая губы, она стояла позади Полусветова,
готовая сейчас же выйти вперед, признаться во всем и тут же отправиться на
казнь.
Она вообще была девушкой особенной, не из этой жизни. Когда
Клебовников увидел ее в первый раз, он даже опешил. Глаза бескорыстные и
серьезные, как у щенка, притащившего палку. Именно такие дурочки без колебаний
углубляются в темный лес, чтобы угостить бабушку пирожками. Что с этим можно
поделать, Клебовников не знал. Зато он знал твердо, что не сегодня, так завтра
кто‑нибудь обломает ей крылья. И тогда она или повзрослеет и окрепнет,
или совсем пропадет. Клебовникову было жалко, чтобы она пропала.
Стараясь как‑то подбодрить Люсю, он улучил момент и
заговорщически подмигнул ей. Она несколько раз судорожно вздохнула, после чего
зажала рот рукой и бросилась вон из приемной.
— Что это с ней? — спросила Белоярова, изумленно
наблюдая за бегством собственной секретарши. — Она сегодня очень странная.
— Сегодня все очень странные, — сердито ответил на
это Полусветов.
Негодование боролось в нем со справедливостью. Вымещать на
Клебовникове свою досаду было глупо, да и не с руки.
Люся тем временем неслась к туалету. Ей необходимо было
уединиться и выплакать те чувства, которые затопили ее душу. Благодарность к
Клебовникову и одновременно жгучий стыд за свой поступок. Конечно, нельзя было
позволять ему брать на себя разбитую чашку, но это было так… сладко: сначала
испугаться, а потом вдруг совершенно неожиданно оказаться в безопасности. Она
никак не могла проглотить комок, застрявший в горле, поэтому спряталась в
кабинке, за неимением носового платка оторвала клочок туалетной бумаги и
уткнулась в него носом.
