Наверное, ты считаешь меня сумасшедшим, Дэн. Но в истории Аркхема можно найти массу подтверждений того, что я тебе рассказал и что еще собираюсь рассказать. Ты же видел одно из моих преображений тогда в автомобиле, после того как я по дороге домой из Мэна рассказал тебе про Асенат. Это когда она мной завладела и изгнала меня из моего тела. Последнее, что помню, это как я набрался решимости рассказать тебе, что она за дьявол. Вот тогда-то она мной и овладела, и в мгновение ока я оказался дома в библиотеке, где меня заперли ее проклятые слуги, в ее сатанинском теле, которое даже и человеческим-то не назовешь… Ты хоть понимаешь, что это ее ты вез эту хищную волчицу в моем обличье, ты же не мог не ощутить разницу!
Дерби умолк, а меня пробрала дрожь. Ну конечно, я ощутил разницу но мог ли я принять на веру столь безумное объяснение? Однако мой взвинченный гость продолжал изливать на меня поток еще более диких фантазий.
Мне надо было спасать себя просто необходимо, Дэн! Она бы навечно мной завладела в День Всех Святых ведь они под Чссанкуком устраивают шабаш, и обряд жертвоприношения должен был поставить последнюю точку в моей судьбе. Она бы завладела мной навечно стала бы мной, а я ею навсегда… слишком поздно. Мое тело навсегда стало бы ее телом, она стала бы мужчиной, в полной мере человеком, как ей того и хотелось… я подозреваю, что она хотела убрать меня со своего пути… убить свое бывшее тело со мной внутри, будь она проклята, как она уже делала это раньше, как проделывала это она или оно… Лицо Эдварда теперь исказилось до неузнаваемости и он приблизил его ко мне вплотную, понизив голос до шепота. Ты должен понять то, о чем я намекнул тебе в машине что она вовсе не Асенат, а никто иной, как, старик Эфраим. Это подозрение посетило меня полтора года назад, а теперь я знаю наверняка. Об этом свидетельствует ее почерк, когда она теряет контроль над собой, порой она делает какую-нибудь пометку точь-в-точь таким же почерком, каким написаны рукописи ее папаши, вплоть до каждой черточки в букве а иногда говорит такие вещи, какие никто, кроме старика Эфраима, сказать не смог бы. Он обменялся с ней телом, почувствовав приближение смерти, она ведь была единственная, кого он смог найти с нужным ему складом ума и достаточно слабой волей, и он завладел ее телом навсегда, точно так же, как она уже почти завладела моим, а потом отравил старое тело, в которое он ее переселил. Ты же десятки раз видел душу старика Эфраима, выглядывающую из ее дьявольских глаз и из моих, когда она вселялась в мое тело!
Он задохнулся и замолчал, чтобы перевести дух. Я ждал. После недолгой паузы его голос зазвучал спокойнее и ровнее. Вот тогда я и подумал, что он кандидат в психиатрическую лечебницу, но не мне его туда отправлять. Возможно, время и свобода от Асенат окажут на него благотворное воздействие. Я понимал, что ему уж ни за что не захочется вновь погрузиться в мрачные пучины оккультной мудрости.
Потом я тебе расскажу больше теперь мне нужен отдых. Я расскажу тебе о несказанных ужасах, в которые она меня ввергала, кое-что о стародавних кошмарах, что и поныне прячутся в потаенных уголках мира под покровительством чудовищных жрецов, поддерживающих в них жизнь и хранящих знание о них. Некоторым людям ведомы такие вещи о мироздании, какие смертные знать не должны, и они способны проделывать то, что никому не следует делать. Я завяз в этом по уши, но теперь хватит. Будь я хранителем библиотеки Мискатоникского университета, я бы спалил и проклятый Necronomicon , и все прочие книги.
Но теперь ей до меня не добраться. Я должен поскорее съехать из этого проклятого дома. И я уверен, что если мне понадобится помощь, ты мне поможешь. Ну, в том, что касается ее дьявольских слуг и еще если люди начнут интересоваться исчезновением Асенат… Понимаешь, я же не могу им сказать, куда она уехала… К тому же есть еще сообщества оккультистов, разные секты, понимаешь… которые могут не так истолковать наш разрыв… У многих из них просто чудовищные взгляды и методы. Я знаю, если что-то случится, ты будешь рядом со мной. Даже если мне придется рассказать тебе нечто совершенно жуткое…
В ту ночь я оставил Эдварда ночевать в одной из гостевых комнат, а утром он, похоже, уже совсем успокоился. Мы обсудили с ним некоторые детали его будущего переезда в фамильный особняк Дерби, и я надеялся, что он не теряя времени изменит свой образ жизни. На следующий вечер он не пришел, но в последующие недели мы виделись довольно часто, правда, старались не касаться малоприятных и странных тем, и в основном обсуждали предстоящий ремонт в старинном доме Дерби и путешествия, в которые Эдвард обещал отправиться летом вместе со мной и моим сыном.
Об Асенат мы практически не упоминали, ибо я видел, что эта тема действовала на него чересчур угнетающе. Слухов же в городе, конечно, было предостаточно, но это было и неудивительно учитывая странные происшествия в старом крауниншилдовском особняке. Мне, правда, не понравилось то, о чем как-то, не в меру разоткровенничавшись, проговорился в Мискатоникском клубе банкир Дерби о чеках, которые Эдвард регулярно посылал неким Моисею и Абигайл Сарджент и некоей Юнис Бабсон в Инсмут. Похоже было, что мерзкие слуги тянули из него выкуп хотя он и не упоминал об этом в беседах со мной.
Я с нетерпением ждал прихода лета пору каникул моего сына, студента Гарварда, чтобы нам вместе с Эдвардом отправиться в Европу. Но я замечал, что он поправлялся не столь быстро, как мне бы того хотелось, ибо в его временами случавшихся приступах оживления и веселости проскальзывало что-то истерическое, а вот подавленность и депрессия охватывали его все чаще. Ремонт в старом особняке Дерби был закончен к декабрю, но Эдвард все оттягивал свой переезд. Хотя он терпеть не мог крауниншилдовского дома и явно его страшился, он в то же время был точно порабощен им. Очевидно, ему все никак не удавалось собраться с духом и начать укладывать вещи, и он придумывал любой предлог, лишь бы оттянуть этот момент. Когда же я ему об этом прямо сказал, он вдруг без видимой причины перепугался. Старый дворецкий его отца он вернулся в дом вместе с прежними слугами сообщил мне однажды, что его крайне изумляют бесцельные блуждания Эдварда по дому и особенно частые посещения погреба. Я поинтересовался, не пишет ли ему Асенат угрожающие письма, но дворецкий сказал, что от нее нет никаких известий. Однажды вечером накануне Рождества, зайдя ко мне в гости, Дерби вдруг совсем расклеился. Я осторожно подводил нашу беседу к совместному путешествию будущим летом, как он вдруг завизжал и буквально выпрыгнул из кресла с выражением неописуемого и неконтролируемого ужаса на лице им овладел такой панический страх, какой, наверное, могли бы внушить здравомыслящему смертному лишь разверзшиеся недра преисподней.
Мой мозг! Мой мозг! Боже, Дэн как давит! откуда-то извне стучится, царапается эта дьяволица! даже сейчас Эфраим! Ка-мог! Камог! Омут шогготов Йа! Шуб-Ниггурат! Козел с легионом младых!.. Пламя пламя по ту сторону тела, по ту сторону жизни… внутри земли о боже!
Я усадил его обратно в кресло и, когда его истерика сменилась апатией, влил ему в рот немного вина Он не сопротивлялся, но губы его двигались, точно он разговаривал сам с собой. Потом я понял, что он пытается привлечь мое внимание, и приблизил ухо к его рту, чтобы уловить едва слышные слова. Вот опять… Опять она пытается… Я мог бы догадаться… ничто ее не остановит… ни расстояния, ни магия, ни смерть… она приходит, и приходит, как правило, ночью, я не могу уйти от нее, это ужасно… о боже, Дэн, если бы ты только мог себе представить, как это ужасно..
