Патрон снова появился у стола и поинтересовался, что дама будет есть.
— Я ничего не буду есть, — ответила Урсула немного громче, — но позже принесите мне второй графин.
Кристоф плотно сжал губы. Видно было, что он заставил себя сдержаться. Теплая вода вместо «Sancerre» и легендарного «меню на неделю»! Это настолько раздражало брата, что он не мог удержаться от колкостей.
— Я должна знать, как хорошо вы проинформированы, — сказала Урсула, словно беря на себя ведение заседания. Один из бывших администраторов «F. Schimmer-Verlag» рассказывал, что случилось, когда она однажды на это решилась. Урсула вытаскивала один козырь за другим и не остановилась, пока не положила на обе лопатки всех сидящих за столом. Потом она скрылась в своих апартаментах и, наверное, разожгла там костер победы, совершенно одна, словно злая ведьма, которая поставила всех глупых мальчишек на место.
— О чем мы должны быть проинформированы? — спросил Кристоф.
— Об урегулировании вопроса о том, кто будет наследником отца, — произнесла Урсула.
— Мы только что об этом говорили, — заметил Кристоф. — Проблема состоит в том, что нет завещания, которое регулировало бы преемственность.
— Ерунда, — сказала Урсула. — Завещание есть, и я подробно проинформирована обо всех распоряжениях. Кроме того, есть один проект, который определенным образом связан с условиями завещания.
— Если ты имеешь в виду проект-концепцию планов отца «Библиотека XXI столетия», то я только сегодня днем узнал о нем.
— Да? И от кого же?
— От Минны Цех, — ответил Кристоф и погрузился в молчание.
Она заставила Кристофа замолчать. Значит, бывший администратор «F. Schimmer-Verlag» был прав. Хойкен решил про себя, что ни в коем случае не признается, что знает о завещании. Он ничего не знает. Он не просто глупый мальчик, он безнадежно глупый мальчик, которому нужно все растолковывать.
— А ты? Что ты знаешь? — спросила Урсула теперь уже у него.
— Урсула, я отвечу тебе вопросом. Как вышло, что ты оказалась в курсе дела? И как получилось, что тебя проинформировали, а нас обоих, как видишь, нет? Я, во всяком случае, сижу здесь, как дурак, и ничего не знаю.
— Это я тебе могу объяснить, — сестра посмотрела Хойкену прямо в глаза. — Отец со мной обо всем говорил, мы вместе ломали голову над завещанием. Потому что всем ясно: один из вас должен стать наследником. Я недвусмысленно объяснила отцу, что не имею видов на руководство концерном. Я бы могла осуществлять руководство, но я не хочу. Еще лет десять я с удовольствием буду руководить «Schimmer-Verlag», а потом передам его наследнику отца.
Она могла бы осуществлять руководство концерном, неужели Урсула это сказала? В голове у Хойкена молнией пронеслись картинки, которые демонстрировались на курсах катастроф. Он представил себе Урсулу, которая, как Брунгильда
[22], парит над кёльнским зданием концерна и жестоко казнит администраторов, пока все здание не рушится, как башни-близнецы. Затем она издаст пронзительный крик и ринется в Рейн, чтобы исчезнуть навсегда. Сейчас Хойкен чувствовал себя паршиво. У него в голове появляются только подлые мысли. До чего же он докатился, если таким образом пытается взять себя в руки.
— Пожалуйста, рассказывай все по порядку, — сказал Кристоф. — Идея с библиотекой фантастическая, мне кажется, Георг и я по меньшей мере понимаем, чего ждет от нее отец. Но чего я не пойму, так это того, как он представляет себе наследование. Если ты не хочешь принимать в этом участия, Урсула, тогда наследником должен стать Георг — как старший, или я — как издатель, которому проект, связанный с Европой, наверное, не совсем чужой. Была бы, конечно, и третья возможность, если бы мы бросили жребий.
Брат засмеялся. Бедняга думал, что удачно пошутил. Он и понятия не имеет, что будет дальше, потому что сейчас Урсула вытащит самый главный козырь и щелкнет им по столу, так что маленький француз в Кристофе не прикоснется ни к Tartare, ни к Tatar.
— Мы втроем будем решать, кто будет наследником, — произнесла Урсула. — Мы втроем будем его выбирать. Так как каждый из вас хочет им стать, то мой голос будет решающим.
— Ты не можешь говорить это серьезно, — заметил Кристоф.
— И тем не менее, я говорю серьезно, — ответила Урсула. — И то же самое сказано в завещании отца. Вот, прочитайте!
Она вынула из сумки и положила на стол текст завещания. Очевидно, отец предоставил ей копию. Хойкену пришлось приложить усилие, чтобы с заинтересованным видом пролистать страницы и убедиться, что содержание ему уже известно. Кристоф же сидел так, словно он ничего не понимал.
— Минуточку, — сказал он. Таким беспомощным Хойкен видел его только в детстве. — Минуточку. Вся эта конструкция означает, что на следующей неделе мы с Георгом только и будем делать, что целовать тебе ноги. Отец захотел сделать из нас идиотов?
Вернулась старая плаксивость Кристофа. Хойкен понял это по быстрому и беспрестанному подергиванию век брата, как будто он хотел таким образом убрать из поля зрения неприятные картины. Кристоф не совсем точно понял смысл завещания, он был занят исключительно тем, что боролся со своим разочарованием.
— Кристоф, что ты говоришь? — спокойно возразила Урсула. — Никто не делает из вас идиотов. Каждый из вас имеет свое преимущество. Отец не смог сделать свой выбор, поэтому нашел другое решение, нейтральное. После смерти мамы это могла быть только я.
— И на основании каких критериев ты хочешь решать, позвольте вас спросить? — поинтересовался Кристоф.
— Это очень просто, — ответила Урсула. — Вы оба предложите мне разработку папиного проекта — темы, авторы, калькуляция, реклама, в общем, все. Та разработка, которую я сочту самой убедительной, получит мой голос, и тогда появится наследник.
— Две порции «Tartare tiéde de veau sur un gratin de blettes», — сказал патрон на своем певучем французском языке. — Не хотят ли господа еще вина? «Sancerre» скоро закончится.
— Нет, спасибо, — ответил Кристоф. — Я больше не пью вина. Я выпью той восхитительной воды, которую предпочитает моя сестра.
— А я выпью еще бокал, — сказал Хойкен. — Что вы порекомендуете?
— Я сейчас принесу вам карту вин, мсье, а там посмотрим.
Кристоф не будет больше пить вина, такого еще не было. Он всегда выпивал не меньше двух бутылок. И к Tatar, кажется, не хочет прикасаться. Он бы с удовольствием сейчас скрылся, как раньше, когда в подобных ситуациях просто прыгал в кусты, а к вечеру возвращался с ободранными коленками. Мама мазала их йодом, и из ванной комнаты слышались стоны, как будто Кристоф терпел невыносимые муки.
