– Что-то не так? – спросила я.
Федя скорчил гримасу.
– Ну я не психолог. Однако некоторые детали в предсмертном послании Кирилла показались мне странными.
– А именно? – заинтересовался Степа.
Работкин пожевал губу.
– Повторяю, я не психолог, однако видел записки, которые люди перед тем, как с собой покончить, оставляли. Все они были похожи, я их на две группы разделил. Короткая фраза: «Прошу никого в моей смерти не винить». Или указывают конкретное лицо, из-за которого в петлю полез или с крыши сиганул. «Не хочу жить. Иван Иванович, начальник, меня со свету сживает», «Муж ушел! Танька Петрова, ты меня убила!». Как правило, пишут второпях, буквы пропускают, про знаки препинания не думают, используют бумагу, под руку попавшуюся. Мало у кого сейчас есть обычные листы А-четыре, народ в основном на компьютере печатает, но предсмертные записки до сих пор чаще пишут от руки. Почерк нервный… А что у Кирилла?
Федя вынул телефон.
– Смотрите, я сделал для вас фото. Бумага первоклассная. Ладно, пусть у него дома была пачка. Но как буквы выписаны? Аккуратно, ровно, запятые расставлены, даже тире есть. И объем послания! Прямо роман! Вилке на зависть! Тридцать с лишним страниц. Никогда не видел ничего подобного.
– Все бывает, – пробормотала я.
– Не стану спорить, – кивнул Работкин, – но давайте включим логику, восстановим события. Кирилл был очень обижен на Сергея Николаевича. У Егорова в душе взыграли самые разные, по большей части негативные эмоции, он решил отомстить брату и похитил его дочь. Скорей всего, Кирилл испытывал не самые добрые чувства к Любе.
До сих пор все понятно и объяснимо. Главную партию в оркестре ведет скрипка ненависти, под ее влиянием человек способен такой балет станцевать! Давайте теперь зададим себе вопрос: Егоров планировал киднеппинг?
– Нет, – быстро ответил Степан.
– Почему ты так думаешь? – прищурился Работкин.
– Глупый вопрос, – ответила я вместо мужа, – преступники так себя не ведут. Они не привезут ребенка к себе домой, не назовут его отцу свое имя, не расскажут биографию.
– Вилка права, – подключился к беседе Степа, – скорей всего, у Егорова случился выброс адреналина. Кирилл не получил от Сергея то, чего хотел, разозлился, ярость затмила сознание. Под влиянием гормонов он схватил ребенка и удрал, не думая о том, что будет дальше.
– А теперь еще раз подумаем, – не успокаивался Федя, – машины у Егорова нет, Любу он, если верить его письму, сильно ударил кулаком в лицо. Маловероятно, что не повредил ребенку нос. Значит, Кирилл везет девочку по всей Москве к себе в квартиру. Люба молчит? Не кричит? Люди в метро не обратили внимания на мужика? Напоминаю, была еще советская власть. Народ другой, чем сейчас. И девочке семь лет, небось орала: «Помогите, меня украли». Кирилл с вопящим ребенком, у которого все личико окровавлено, далеко уехать не мог. Граждане его скрутили бы и в милицию сдали.
– Он взял такси, – предположила я.
– Советское время! – еще раз напомнил Федор. – Ни один водитель парня с избитой малышкой не посадит.
– Да и сейчас поостерегутся, – вздохнула я, – думаю, у него была своя тачка.
– Откуда? – усмехнулся Работкин.
Я принялась перечислять варианты:
– Знакомый согласился помочь им, или Кирилл нанял кого-то.
– Оба варианта мимо, – возразил Федя, – денег-то у Егорова нет. И приятелей тоже нет.
– Но точно мы этого не знаем, – заспорила я.
– Время посчитай, – велел Федя, – его второго утром мертвым нашли. Привез девочку домой и сел писать записку? Нацарапал тьму страниц? Без помарок, ошибок? А чем занималась Люба? Тихо играла? Молча? Не орала: «Хочу домой»? Вам это не кажется странным?
– Есть немного, – признался Степан. – Как ты выяснил, что произошло?
Федя потер ладонью лоб.
– Ну вот хочется вам от меня мастер-класс получить! Ладно. В этом случае могу пояснить. Кто все о жильцах знает? Дворник, консьержка, участковый! У последнего книжечка есть, куда он каждый день все происшествия записывает. На территории, где Гасконины жили, работал Филиппов. Это я элементарно узнал. Молодой он тогда был, только срочную отслужил. Сейчас на пенсии. Книжечки свои хранит. Дирижера и балерину хорошо знал, они ему билеты в театр давали бесплатные. Один раз Сергей Николаевич попросил Виктора зайти в школу, сказал: «Там директором близкая подруга нашей семьи работает. Она хочет, чтобы участковый проводил внеклассные занятия со старшеклассниками. Дети в школе сплошь из неблагополучных семей учатся. Вот и возникла идея объяснить им: нельзя нарушать закон». Я подумал, что тетка, вхожая в семью Гаскониных, может много интересного знать. Выяснил, что звать ее – Элина Рафаэлевна Зотова. Упс! Это же моя бывшая училка! Я ее сразу вспомнил. Жива до сих пор, совсем старенькая, но голова ясная, память трезвая. Семьи у нее нет, муж умер, детей не было. Существует она на пенсию, кое-кто из бывших учеников ей помогает. Степа, например.
Я с изумлением посмотрела на мужа.
– Ты мне никогда о том, что посылаешь бывшей классной деньги, не говорил.
– Повода не было, – смутился Дмитриев. – И зачем о помощи кому-то сообщать? Элина единственная из педагогов ко мне хорошо относилась. Я на литературу, русский и все остальные предметы плевать хотел. А она меня поддерживала, благодаря ей я тройки в году получал. Элина человек добрый, жизнь школе отдала. Настоящий педагог, умный, прекрасно детей понимала, к каждому подход находила. Кто ж виноват, что ей пенсию назначили, которой только на оплату коммуналки и лекарств хватает? А в школе она теперь каждый день работать не может, и там тоже мало платят.
– Меня она сразу вспомнила, – улыбнулся Федя, – обрадовалась конфетам, которые я ей принес. Купил самую большую коробку. Недешевую. Поговорили славно. Элина здорово на Любу обижена. Та ей ни разу не позвонила. Я сообразил, что ей горько, нажал на эту педаль, и она мне все рассказала. Про то, как Любу украли.
– С Любой в детстве случился кошмар, – протянула я. – Но, знаешь, Гасконина вовсе не походила на жертву. Она вела себя в классе нагло, не казалась запуганной.
– У пострадавших бывает разная реакция, – заметил Степа, – одни замыкаются и душевно, и физически, запираются в квартирах, не выходят на улицу, ни с кем не общаются, боятся лишнее слово сказать. Многие кидаются в другую крайность. В полночь в мини-юбке одна через лес шагает. Девиз по жизни: «Не дам похитителю мою дальнейшую судьбу испоганить». Вероятно, Люба из второй категории.
– Теперь понятно, почему Гасконина какое-то время находилась на домашнем обучении, а потом очутилась в нашей школе, – подвела я итог.
– Ее отправили под крыло к Элине, – сказал Степа, – надо с ней поговорить. Поехали завтра вместе?
– Навряд ли учительница придет в восторг от встречи со мной, – смутилась я, – я с ней после выпускного вечера ни разу не встретилась, не позвонила.
