– Да.
Дирижер продолжил:
– Ты же видела, что он на полу лежал, когда мы в квартиру вбежали.
Я опять:
– Да.
Сергей не успокоился.
– К сожалению, у тебя от нервного напряжения случился обморок, ты вошла в комнату и отключилась.
Я киваю.
– Да.
Сережа у моего подъезда припарковался.
– Элечка! Мы с Ксю никогда не забудем женщину, которая с нами минуты горя пережила. Ты настоящий друг.
Поцеловал меня и уехал. Я вошла в квартиру: повсюду чистота, даже окна помыты. В холодильнике полно дефицитных продуктов. На столе коробочка, в ней гарнитур: серьги, браслет, кольцо с бриллиантом. Вот так. Спустя несколько дней меня вызвали в милицию. Беседу проводил не Рафаэль, я уже объяснила вам: нельзя брату у сестры показания брать. Пожилой, милый Марк, отчество его я забыла, а вот имя запомнила, потому что оно мне очень нравилось, всегда хотела сына так назвать. Марк спросил:
– Что вы помните?
Я ответила:
– Вбежала в комнату, увидела Любочку и в обморок грохнулась! Очнулась в больнице.
Следователь прищурился.
– Не помните, где письмо лежало? На тумбочке или на столе?
Я ему:
– Нет.
Он свое гнет:
– Там не одна страница, более тридцати. Неужели не заметили?
Раз пять он к посланию Кирилла в беседе возвращался, а я твердила:
– Я лишилась чувств, это все!
Зотова взяла очки и посадила их на нос.
– Впервые в жизни сейчас правду озвучу. Я же сознания не потеряла. Отлично помню – не было там никаких бумаг, ни стопки, ни одного листа, ни обрывка. И ручки не было. А потом вдруг появился целый роман! С подробным описанием психологического состояния Кирилла. Мда. Через год Рафаэль вступил в жилищно-строительный кооператив «Нота», дом строил Союз композиторов. Вопросов вроде: «Милый, где ты деньги нашел на трехкомнатные апартаменты?», «Каким образом ты смог вступить в кооператив, куда только музыкантов берут?» – я брату не задавала. Но поняла: письмо не Кирилл оставил. Почему такой текст сочинили? Понятия не имею. Наверное, он свидетельствовал о психической болезни Егорова. Но это лишь догадка. Правды я не знаю. Рафаэль и Сергей умерли, кроме них, никто ничего не знает. Сомнительно, что Ксению ввели в курс дела, она излишне эмоциональна, еще проговорится!
– Люба так и не вспомнила правду? – спросила я.
– Пока мы тесно общались с Ксюшей, нет, – объяснила Элина, – на ногу она никогда не жаловалась, пальцы не болели. Шрамы на теле девочка считала следствием зашитых ран, которые во время аварии получила. Разбаловали ее родители нещадно. Все, что Люба хотела, она мигом получала, ни в чем отказа не знала, училась плохо, вела себя еще хуже. Да, я ее прикрывала. Нахамит она кому-либо из педагогов, я вмиг Ксюше звоню, та с сумкой подарков в школу скачком. В конце концов наше бабье стало пользоваться наглостью ученицы. Один раз подбегает ко мне физичка:
– Эля, звони скорей Ксении! Я сделала Любе замечание, так она в меня губку швырнула! Видишь, пятно на платье?
Я ей ответила:
– Хорошо, вечером матери Любы расскажу.
– Нет, – возразила педагог, – звони прямо сейчас! Да вели ей побыстрей прийти, скажи, Марина Ивановна завтра в отпуск уходит, у нее с деньгами плохо. Лишней копейки после покупки билетов на самолет нет. Физичка может девочке двойку за год влепить. И поделом Любе. Но если мать меня вежливо попросит, то у хулиганки будет «удовлетворительно».
Я засмеялась.
– Ну и ну!
Элина махнула рукой.
– Думаете, Маринка одна такая? Я только и делала, что кошельком трясла! Я предупреждала Ксюшу:
– Не балуй дочь! То, что случилось, было очень давно. Дочь твоя ничего не помнит, психологической травмы у нее нет. Люба ни страха, ни ущербности не ощущает. А вы в ней взрастили эгоизм, хамство, беспардонность.
Ксю губы поджимала и молчала.
Элина передвинула чашку.
– Пока Сергей был жив, он мог Любу в чувство привести, сказать ей резко: «Замолчи». После смерти отца девчонка совсем распоясалась. Требовала у матери денег, сама ничего в дом не приносила, нецензурно бранилась. Один раз сидим, чай пьем с Ксюшей. Появляется ее дщерь и, не сказав мне «здравствуйте», спрашивает:
– Элина, у тебя есть знакомые в министерстве образования?
Я ей в ответ:
– Для начала неплохо бы сказать: «Добрый день!»
Люба надулась.
– Да пошла ты! Я не девочка давно, не желаю нотации слушать.
От души меня обматерила и ушла. Вот такая она.
– Тебе не кажется, что Люба позволяет себе отвратительное хамство? Объясни ей, как надо общаться со старшими, – сказала я.
Ксюша покраснела и на меня накинулась. Прямо истерика у нее началась. Припомнила все: как она мне в Мексике помогала, сколько добра сделала. А я, такая-сякая, кривая, вечно ее доченькой распрекрасной недовольна, постоянно на Любочку-голубушку жалуюсь. И в конце она заявила:
– Я мать! Мое дело любить и защищать ребенка. А ты учитель! Почему не воспитала ученицу правильно? Убирайся из моего дома! Столько я тебе добра сделала! Всю жизнь помогала! А ты! Неблагодарная! Убирайся вон!
И выгнала меня. На этом наши отношения закончились.
Глава 26
– Понимаю, что много лет прошло и вы навряд ли помните, где Ксения делала ЭКО, – сказал Степан.
Элина свела брови в одну линию.
– Вы совершенно справедливо заметили: пролетело много лет. Бездетность Ксюша воспринимала болезненно, она ее со мной многократно обсуждала. Ребенка из детдома они брать боялись, и можно понять почему. Люди порой от родных детей стонут. И в приличных семьях сын наркоман или дочка воровка встречаются. Генетика непредсказуема. Не знаешь ведь, чем твои пращуры в десятом веке занимались, вдруг они разбоем на жизнь зарабатывали, через столетия их пристрастие в твоем ребенке голову подняло. Но от родной кровиночки все стерпишь. А если чужой, приемный ребенок преступником вырастет? Кроме того, есть риск получить больное дитя, разве приличная семья отдаст крошку в приют? Конечно, нет! На гособеспечении оказываются нежеланные дети, отпрыски тех, кто ведет асоциальный образ жизни. Разве что малыш потерял родителей в катастрофе. Но тогда у него психологическая травма. Это я вам сейчас соображения Ксюши излагаю, ее мысли. Ну и что делать? Беременность у Ксении не наступала, несмотря на лечение. В детдом она не собиралась идти. Где выход? Нет его!
В конце концов в голове подруги родилась мысль найти какого-то своего дальнего родственника, многодетного, взять у него одного из отпрысков на воспитание.
