Книга Люди черного дракона, страница 15. Автор книги Алексей Винокуров

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Люди черного дракона»

Cтраница 15

Но отец Михаил, видно, держался другого мнения. Он толкнул дверь ногою, вошел во двор как имеющий власть и грозно ударил кривым своим и шершавым посохом о землю.

— Что творишь, премерзостный язычник? — гневно загремел он на Соломона, и праздные птицы, овсянки да трясогузки, боязливо умолкли на ветвях деревьев — настала мертвая тишина. — Глиняного идола для богопротивных утех своих? Или забыл ты десять заповедей, данных Богом Моисею?

И он возгласил, глядя на Соломона пылающим взором, глаза его от внутреннего огня вспыхнули черным, желтым, кровавым, слова извергались мощно, толчками, словно дракон вышел из недр реки:

— Аз есмь Господь Бог твой, изведый тя от земли Египетския, от дому работы: да не будут тебе бози иные разве Мене! Не сотвори себе кумира, и всякаго подобия, елика на небеси горе, елика на земли низу, и елика в водах под землею: да не поклонишися им, ни послужиши им! Узнаешь ли эти слова, негодный еврей?!

Конечно, Соломон узнавал эти слова, ибо они запечатлены были в Торе, хоть и на другом языке. Но какая, скажите, связь между будущим сыном и каким-то там кумиром, о котором Соломон никогда даже не думал? И зачем отец Михаил говорит все это Соломону? И, между нами говоря, что вообще может понимать русский поп в еврейской правде?

Думая так, Соломон молча повернулся и ушел в свой дом — а попы пусть проповедуют гоям, на то они и на свет родились.

Когда спустя час Соломон вышел во двор, отца Михаила уже не было в обозримом пространстве. Не было и голема. Вместо него на земле лежала истоптанная и оскверненная куча глины. Соломон присел перед ней, потрогал, влажную, пальцем и покачал головой.

— Вейзмир, — проговорил он печально, — опять мою жизнь решают все кто угодно, кроме меня.

Но если бы нужно было сдаваться на милость каждого попа, тогда и жить бы не стоило. Вот и Соломон тоже не сдался. Он сделал сарай и перенес глину туда и снова стал лепить себе сына. Прошло нужное количество времени, полное таинственного делания, — и голем снова лежал перед ним, словно и не было на свете отца Михаила с его тяжелыми сапогами и цитатами из Торы.

Голем этот был всем хорош, кроме одного — был он мертв, как простой глиняный кукиш.

Всем известно обыкновение простых людей. Эти люди, если что-то у них не удалось, не выбрасывают неудачное на помойку. Они прячут такую вещь в погреб в надежде, что когда-нибудь она им пригодится или, по крайности, можно будет ее кому-нибудь всучить за небольшие деньги.

Но не таков был Соломон. Он не мелочился по мелочам и по большому счету тоже. Голем не вышел — Соломон сломал его со всем дерзновением и вылепил нового. Потом еще и еще… Големы, появляясь один за другим, глухо мертвели во дворе под светом равнодушных звезд. Как ни силился Соломон, ни один из них не открыл глаз и даже воздуха не испортил.

Возможно, учение каббалы было неверным учением и големы не обязаны были оживать? Но как же в таком случае быть с пражским махаралем Левом бен Бецалелем, который все-таки оживил глиняного человека? А если вам уже и махараль не ребе, то что вы скажете про еврейского бога Яхве, создавшего прародителя Адама из того же самого материала? Нет, говорите, что хотите, но дело было не в каббале.

Тогда, может быть, дело было в Соломоне? Может, он работал с недостаточным тщанием или, напротив, с лишней горячностью? Он просчитался в астрологических исчислениях или извергал из пылающего своего сердца не те, что следовало, заклинания? Причин могла быть тысяча, а следствие выходило одно — големы получались у Соломона неправильные, никуда не годные. Он ломал их и снова лепил, ломал и лепил, но все было тщетно — никто не желал оживать. А надо вам заметить, что лепить голема ради голема — это уже никакая не алхимия, а чистое ваяние и зодчество и прочая ересь, которую ни один верный еврей не станет принимать во внимание и уж подавно рвать ради нее свой натруженный пуп. Все-таки главное в алхимическом делании и вообще в големе — это чтобы в конце этого самого делания он восстал и исполнился жизни, а не что-то другое.

Всякий, кто хоть чуть-чуть интересовался големами, знает, что сам по себе голем не оживет ни за что, хоть ему кол на голове теши. Для оживления голема существует особый еврейский знак. Знак этот следует нанести на лоб голема, и тогда голем откроет мертвые глаза, обнажит в страшной улыбке мертвые зубы, покинет лоно смерти и будет верным слугой своему господину.

Что это за знак, профаны, конечно, знать не могут, иначе бы големы давно уже разгуливали по Уссурийскому краю толпами и мешались под ногами хуже енотов и барсуков. И только посвященным известно, что таким знаком является слово emet, что означает «истина». Это еврейское слово очень удобно, потому что, если голем выйдет из повиновения, уничтожить его можно очень просто: стереть первую букву в слове, и тогда на лбу големовом черным цветком распустится совсем иное слово — met, смерть.

Так это на самом деле или не так, мы, не являясь евреями, знать не можем. Но, уж конечно, это знал старый Соломон, который не только был прирожденным евреем, но и постиг все ветхозаветные тайны посредством старинного и уважаемого учения каббалы.

— Терпение и труд все перетрут, — цитировал Соломон советский коммунистический лозунг и упорно выписывал на лбу у очередного голема все положенные знаки. Однако голем проявлял поистине еврейскую жестоковыйность и оживать отказывался наотрез.

Упрямство Соломона привело к тому, что он стал посмешищем. Над ним смеялись русские, китайцы, а под конец и свои же братья-евреи. Евреи знают подлинную цену неудачам, но, если неудачник подставляется сам, щадить его никто не будет. Над Соломоном смеялись все, даже новорожденный младенец Голды начинал пускать саркастические пузыри при его появлении. Не спасал и авторитет каббалы, ибо что это за каббалист такой, если он не умеет даже слепить обычного голема?

— Что он себе думает, этот Соломон? — громко спрашивал банковский жулик Арончик, когда старик тяжелой патриаршей поступью проходил через деревню с лицом, словно высеченным из куска серого мрамора. — Или он таки считает себя умнее всех? Почему тогда он вместо голема не выпустит выигрышных облигаций на миллион рублей?

Но Соломона не интересовали ни облигации, ни миллионы, ни вообще какая бы то ни была практическая польза. Такие люди, как Соломон, составляют основу и суть народа, из них вырастают великие ученые и скрипачи на еврейских свадьбах. А если бы все, как Арончик, думали только о своей выгоде, народ давным-давно вымер бы. Потому что человек живет, пока он нужен себе, а народ — пока нужен другим.

И все-таки по ночам Соломон тихо плакал, ибо это очень тяжело — на старости лет стать посмешищем своего племени, не говоря уже про легкомысленных гоев и богомерзких китайцев… Он не плакал до этого никогда: ни во время погромов, ни когда узнал, что у него не будет детей, ни даже, когда умерла жена его Ривка. Но сейчас силы его кончились, и он плакал.

Однако каждое утро он все равно поднимался, стирал шершавой ладонью с лица остатки слез и снова брался за работу. Соломон верил в свою звезду — шестикрылую звезду еврейского счастья. Он все делал правильно, значит, проблема было не в нем. Но в чем же именно была проблема — это он обязан был понять рано или поздно.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация