– За что же его так жестоко? – спрашиваю, затаив дыхание, – я думала, что право на перерождение – единственное, чего нельзя лишить.
– А ты у него спроси, – Аттия берет нож и нарезает тесто на кусочки, – но рассказать могут не дозволить.
– Кто?
Матушка вздыхает и долго крутит в ладонях тесто, превращая в шарики.
– Те, кто посылает к тебе духов, прячутся над завесой и заставляют меня молчать. Хозяева печати могущественны, девочка. Мы для них – пыль.
Становится обидно. Знает и молчит. Дозволяют или нет, а это нечестно. Кто-то играет со мной в темную, а я даже узнать о нем не могу. Может быть, именно из-за печати я никак не стану двойкой. Хотя давно пора, как говорил Создатель.
– Оставайся у меня, если хочешь, – говорит Аттия, – всего не скажу, а то, что можно будет, покажу.
– Спасибо, матушка, – чуть не подпрыгиваю от радости, но она останавливает.
– Не спеши благодарить.
На последнем слове открывается дверь, впуская на кухню Наилия. Свеж, гладко выбрит и доволен. Даже комбинезон сидит на нем как-то особенно хорошо.
– Матушка.
– Наилий, ты вовремя, садись, – Аттия раскатывает комочки теста в лепешки и глазами показывает мне на остывающий пирог. Да, все верно, сначала нужно накормить. Добрее будет. Генерал без планшета и гарнитуры, а потому завтракаем мы под рассказ матушки о ручье, который в эту весну чуть было не вышел из берегов. Полководец спрашивает как её коза, прожив столько циклов, еще умудряется давать молоко, и к концу ответа Аттии я решаюсь задать свой вопрос.
– Наилий, а можно мне остаться здесь?
Генерал доедает пирог, касается губ салфеткой и откидывается на спинку стула.
– Зачем?
Его веселое настроение исчезает, как утренний туман под лучами светила. Я болезненно сглатываю и решаюсь.
– Чтобы учиться. Потенциально я двойка, но много циклов не расту выше…
– Это подождет, – обрывает Наилий, – ситуация неподходящая.
Прекрасно понимаю, что пока генералы ищут предателей в своих армиях ситуация действительно сложная, но подозреваю, что своим присутствием проще её не делаю. Вожу пальцами по краю скатерти, пытаясь успокоиться. Сейчас нельзя замыкаться в себе, молчать или искать поддержки у Аттии. Сама должна справиться.
– Вы с Марком собираетесь в горный интернат. Он закрыт для женщин, меня туда не пустят.
– Кадетом на обучение нет, а в качестве гостьи Сципиона да, – возражает генерал. Еще не злится, но уже нервничает. Смотрит на меня из-под бровей, а на переносице появляется глубокая складка. Хорошо, вторая попытка уговорить.
– Дом разрушен, – говорю, изо всех сил стараясь не опускать взгляд, – все равно меня нужно где-то прятать, почему не здесь?
Аттия укладывает раскатанные лепешки на противень, накрывает их полотенцем и тихо выходит из кухни. Я, конечно, не ждала помощи, но хотя бы в молчаливой поддержке нуждалась очень сильно. А сейчас разговор все больше становится похожим на ссору. Генерал провожает матушку недовольным взглядом и оборачивается ко мне.
– Во-первых, тот дом не единственный. У меня есть особняк и две резиденции на равнине. Во-вторых, здесь нет охраны и её негде ставить. Даже одна звезда дозорных – это лейтенант и четыре бойца. Вместе с вами семеро. Кухня, две комнаты и чердак. Как вы жить будете? Если дозорные встанут лагерем на лужайке, то их засекут на снимках со спутника. И у четвертой армии появится повод проверить, что тут такое интересное охраняют? Нет, Дэлия, ты уходишь вместе со мной.
Снова чувствую себя вещью, которую переносят с места на место. За полдня у матушки я узнала о духах и своем паразите больше, чем за шесть циклов в психбольницах и эта дверь для меня закрывается. Сминаю край скатерти в кулаке и на выдохе медленно говорю:
– Не нужно охраны, оставь меня здесь одну, пожалуйста. Обещаю, я не выйду из дома. Никто не знает про Аттию и про меня не узнают. Мы все равно не сможем с тобой быть вместе постоянно. Закончится неделя фиктивной командировки, отыщется предатель, решится проблема с мудрецами, и ты вернешься к нормальной жизни. Будешь летать по планетам, а я ждать тебя. Днями, неделями, месяцами. Так какая разница где?
Моя боль отражается в Наилие, как в зеркале. Он знает, что я права, а потому молчит, прикрыв глаза. Даже у запертой в медицинском центре шизофренички больше свободы, чем у генерала. Он закован в обязательства, как в цепи. Скорее мир рухнет, чем Его Превосходство отменит все командировки ради того, чтобы жить со мной тихой семейной жизнью. Готовить рыбу на углях и сидеть на покрывале под звездным небом.
Не знаю, что хуже – осознавать это сейчас или жить в иллюзиях до того, как Наилий поцелует в лоб на прощание и в очередной раз пообещает вернуться через неделю.
Но если мне хочется плакать, то генерал реагирует вспышкой гнева. Тьма поднимается за его спиной и течет по полу, задевая сквозняком мои голые лодыжки. В нос ударяет аромат апельсина. Харизма Наилия становится агрессивной. Его энергетика разворачивается и топит. Пронизывает насквозь, лишая способности сопротивляться. Больше нет меня и никого вокруг. Только его сила и его воля. Голос звучит, как на мостике космического корабля, воодушевляя солдат на битву. Когорты и легионы замирают, внимая полководцу. А здесь на кухне вздрагиваю от страха одна маленькая я.
– Я сказал нет, Дэлия, – голос Наилия гудит яростью, – мы идем в горный интернат. У тебя пятнадцать минут, чтобы собраться и попрощаться с Аттией. Вперед. Время пошло.
Возразить нечем, аргументы исчерпаны, в просьбе отказано. Упираться дальше глупо и очень опасно. Едва ли генерал сейчас контролирует себя. Резко встаю, роняя стул, и разворачиваюсь к двери. Надеюсь, матушка не ушла слишком далеко, и я успею её найти.
Осознаю, что случилось только на улице. Мне снова отказали в праве самой распоряжаться жизнью. Положили, словно игрушку в карман форменного комбинезона и забрали с собой. Несуществующие боги, как же мерзко от этого. Замечаю Аттию на горбатом мостике через ручей и бреду к ней.
– Не расстраивайся, Мотылек, я всегда тебе рада и жду в гости, – грустно улыбается она. Не знаю, как догадалась. Наверное, по кислому выражению моего лица.
– Вот, возьми, – матушка кладет в мою ладонь обрывок бумаги и зажимает кулак.
– Что это?
– Координаты дома. Столько цифр я никогда не запомню, поэтому записываю. Только тихо, это большой секрет.
Раненым зверем хочется выть от бесконечных секретов. Послать в бездну всю безопасность и, наплевав на пустоту вместо документов, просто сбежать пешком через горы. Обнимаю матушку и тяжело вздыхаю у неё на плече.
– Не печалься, девочка, – успокаивающе гладит она по спине, – жизнь длинная. Еще пересекутся наши дороги, вот увидишь. Береги себя и передавай привет паразиту.
Аттия целует меня в лоб и делает шаг назад. От крыльца дома по-военному четко и быстро идут два генерала. Марк выглядит если не заспанным, то недавно проснувшимся.
