Тормозной механизм производил душераздирающий скрежет, рельсы аттракциона раскачивались влево и вправо – они явно не были готовы к внезапной нагрузке.
У Магнуса перехватило дыхание, сердце рвануло вверх, как воздушный шар, под которым обрубили канаты. Когда он наконец снова решился открыть глаза, вагонетка летела по густому туману и невозможно было оценить её скорость и глубину пустоты под колёсами.
– Уф! – выдохнул Магнус. – Ну, не так уж и страшно. Почти как летать во сне. Главное – не вывалиться.
Но радовался он недолго. Внезапно неслыханная сила вдавила Магнуса в скамейку, он во всё горло заверещал, сжался, приготовившись на следующем вираже быть отброшенным вперёд, но на этот раз его не сдвинуло с места. Магнус едва успел подхватить на лету сумку: вагонетка снова накренилась, чтобы обрушиться вниз. Никакой тормозной рычаг тут не поможет. Да он вообще работает? Магнуса швыряло с одного борта на другой, и он заботился сейчас лишь об одном: удержаться внутри.
И тут внезапно всё стихло. Машинка удивительным образом перестала раскачиваться, и в эту секунду, будто бы разогнанный бешеной скоростью полёта, расступился туман и перед Магнусом открылся весь Нижний город: крошечные заснеженные крыши, жмущиеся друг к другу, лабиринт убогих улочек, мостиков и тупиков… А за Нижним городом возвышался Гульденбургский лицей – мрачное здание, больше похожее на казарму, окружённое парком и высокой оградой. Магнус был потрясён – он словно впервые увидел Нижний город: неужели люди – настоящие человеческие существа, а не какие-нибудь там кроты или лесные гномы – в самом деле могут жить здесь, в этих страшных чёрных улицах-кишках?
Однако размышления пришлось прервать. Вагонетка вдруг накренилась вперёд и подобно пикирующему самолёту обрушилась вниз. У Магнуса от резкого падения кровь прихлынула к голове, и казалось, что мозг сейчас рванёт наружу через уши. Потом тележка с оглушительным грохотом взлетела вертикально вверх, после чего ушла в такой затяжной вираж, что белое небо и Нижний город на время поменялись местами.
Это была первая из обещанных мёртвых петель Дракона, но Магнус, перевёрнутый вверх ногами и терзаемый приступом тошноты, давно потерял счёт фигурам пилотажа. Двойные петли, одинарные перевороты и «бочки» сменяли друг друга в адском темпе. Его швыряло в стороны, как беспомощную игрушку в жестоких руках закона притяжения. Половина лица онемела, из глаз на морозном ветру брызнули слёзы.
Но это был ещё не предел, далеко не предел. То, что он увидел, когда очередной зигзаг аттракциона зашвырнул его на самую высокую точку Дракона, было ужаснее всякого ужаса.
Старые американские горки закрыли неспроста: на выходе из последнего виража рельсы обрывались и торчали в воздухе бессмысленным обрубком, под которым зияла пустота. Ржавые балки были разбросаны по снегу далеко внизу, отчего последний спуск превратился в превосходный трамплин!
– А-а-а-а-а-а-а! – заорал Магнус.
Он всем телом навалился на рычаг тормоза, но вагонетка разогналась как сумасшедшая и летела на максимальной скорости, не остановить!
– А-а-а-а-а-а!
Неизбежного не избежишь. Это должно было произойти – и произошло. Причём в самый неподходящий момент.
В голове у Магнуса вдруг всё перемешалось, в ушах загудело, в глазах помутилось. Мир вокруг будто обмяк и стал глухим и ватным.
– НЕТ! – простонал он. – ТОЛЬКО НЕ СЕЙЧАС!
Но он прекрасно знал, что это значит. Бороться бесполезно, приступа не избежать. Магнус начал клевать носом, мысли стали путаться, веки потяжелели, будто налились чугуном.
– ТОЛЬКО… НЕ… СЕЙЧАС, – повторил он, зевая. – Нет… Не… сей… час…
И в то мгновение, когда вагонетка долетела до конца рельсов и с разгону взмыла в воздух, как пушечное ядро, Магнус уснул.
Уснул в одно мгновение, будто лампочку выключили. Безучастный к надвигающейся катастрофе, он летел, безмятежно похрапывая, и его силуэт чертил в морозном небе идеальную дугу.
3. На старт, внимание…
В Гульденбургском лицее приближался час икс: хронометр господина директора показывал 8 часов 59 минут и 36 секунд: меньше чем через полминуты должна была начаться итоговая контрольная первого триместра. Важнейшее событие в унылой жизни лицея. Особенно для господина директора, который сурово следил за бегом стрелок и держал над головой ржавый стартовый пистолет, целясь в потолок. Палец директора был судорожно прижат к спусковому крючку, словно тот боялся, как бы пистолет сам собой не выстрелил ему в физиономию.
– Господа, приготовьте стилографы, – скомандовал он замогильным голосом.
Перед ним убегали вдаль три ряда парт, расставленных с безукоризненной точностью вдоль линии желтоватого света ламп-колпаков. На каждой парте стояла открытая баночка чернил и лежал двойной лист бумаги, готовый к записи уравнений на деление с остатком и прочих каббалистических формул, которые появятся тут, как только ученикам раздадут задания.
Контрольную проводили в огромной, плохо протопленной столовой, в северной галерее главного здания. Здесь было так холодно, что большинство учащихся сидело за партами в пальто и перчатках, и им было не слишком удобно выводить своё имя на полях, привычно следя за нажимом пера.
О скупости директора были наслышаны все. Впрочем, сам он наверняка никогда не мёрз (закроем глаза на каплю, которая вечно висела у него на кончике носа). Шея под вытянутой физиономией была обмотана толстым чёрным шарфом, а одет он был, как и всегда, в чёрный костюм, за который многие поколения лицеистов звали его Могильщиком.
Между рядами прохаживались в ожидании сигнала надзиратели с заклеенными конвертами в руках: через секунду конверты будут вскрыты и задания розданы. От надзирателей так и веяло нервозностью, они будто нарочно нагнетали тревогу, и каждый ученик, мимо которого они проходили, испуганно опускал голову.
Нужно сказать, что директор, для повышения бдительности надзирателей, со вчерашнего дня не давал им есть – так поступают с собаками перед охотой. Горе тому, кто решится бросить взгляд через плечо соседа или вынуть из рукава шпаргалку! Добычу немедленно схватят и поволокут к выходу под ледяным взглядом Могильщика.
Порядок и дисциплина – вот главные ценности Гульденбургского лицея с тех пор, как его возглавил господин директор. И только последний безумец или самоубийца решился бы это оспорить.
И всё же одна деталь нарушала сегодня безупречный порядок и как магнит притягивала взгляды: одно место на тринадцатой парте в третьем ряду пустовало.
Отсутствующий? Или, ещё хуже, опоздавший? Тяжелейшая провинность, о которой и подумать-то страшно! На шкале правонарушений лицея пропуск триместровой итоговой контрольной – это почти так же неслыханно, как выбежать голым на поле для регби во время финального соревнования межлицейского турнира… Дети едва не устроили беспорядок во время рассаживания. Одни толкали соседа локтем и шептали: «Видал?», – другие спрашивали: «Как думаешь, это кто?» Пока не прозвучало где-то и не побежало с парты на парту: «Магнус! Это Магнус!.. Вот здорово! Магнус Миллион прогулял контрольную!»
