Ксения в тот же вечер позвонила матери Ольги, рассказала о смерти дочери. Женщина долго голосила в трубку и приехала уже на следующее утро, но, как только узнала причину смерти, сразу изменилась в лице.
– Ее Бог накажет! – Тетка трясла неубранной головой и патетически вскидывала руки. – Моя дочь совершила сразу же два самых страшных греха! Как она могла убить невинного младенца! Как могла лишить себя жизни! Бог не простит ее! Надо было оставить ребенка в живых, Бог дал зайку, даст и лужайку! Но вы, вы, молодежь, вы же стали безбожниками! Вы продались за эти мерзкие деньги! У вас нет совести!
Потом был долгий период плача и проклятий. Она громко всхлипывала и завывала, но когда успокоилась, то неожиданно рассудительно заявила, мол, денег у нее нет и хоронить Ольгу ей не на что.
– Тем более такую дочь! – бросила она напоследок.
Хоронили Ольгу на деньги Ксении – девушка отдала все сбережения, но похороны все равно были бедными. Деревянный крест, могила на краю кладбища, прямо у дороги. Такие места всегда считались дешевыми, но только на это у Ксюши и хватило.
Хозяйка квартиры указала Ксении на дверь в тот же день, как ее вызвали на допрос в милицию. Ксюша молча собрала свои вещи и перевезла их в ларек к Евгению. Эти трое суток она почти не спала. Женя ей здорово помог в организации похорон, но попросил уже сегодня определиться с жильем и забрать барахло из торговой точки. На сами похороны Женя не пришел. Поэтому Ксюша сидела сейчас в сторонке, на поваленных деревьях, смотрела на рыдающую мать Ольги и ничегошеньки не чувствовала. Вернее, она переживала из-за отсыревших спичек. Сейчас это волновало ее больше всего.
– Все простились? – Хмурый гробовщик обвел глазами присутствующих.
Ребята из института, уже сто раз пожалевшие, что вообще пришли, жались подальше от скользкой ямы, мать Ольги орала в голос о невосполнимой потере, а Ксения лишь кивнула головой:
– Да, все!
Раз уж она здесь за главную, то и решения принимать ей. Сама Ксения не рыдала, рук не заламывала и на гроб не кидалась. Она простилась с подругой в тот самый момент, когда поняла, что Ольга выбросилась из окна. А причитать на публику у мертвого тела, которое уже ничего не понимает и не чувствует, Ксения не видела смысла. Она не верила ни в рай, ни в ад, ни в загробную жизнь и поэтому сейчас просто кивнула:
– Закапывайте!
Крест из-за дождя установить не удалось – земля превратилась в кашу, укрепить основание не было никакой возможности, и крест все время заваливался. Решили отложить на несколько дней, пока не выправится погода.
Минут через сорок все разошлись. Ксения шла медленно, едва переставляя ноги. У церквушки при входе на кладбище она увидела мать Ольги, которая подавала милостыню нищим и продолжала громко причитать:
– Помолитесь о душе моей падшей дочери! Ох, вся семья из-за нее проклята! Аборт и самоубийство! Как теперь мне жить? Как отмолить ее страшные грехи?
Ксения вздрогнула и, низко опустив голову, прошла мимо.
– Ксения! Постой! – Тетка все-таки увязалась за ней. – У Ольги магнитофон был и тостер… Ты куда все дела?
– Какой тостер? – Ксения из-за сильного стресса и трех бессонных суток просто не могла понять, что от нее хотят.
– Как какой?! – начала злиться та. – Такой красненький! И магнитофон был почти новый. Я сегодня домой возвращаюсь, мне бы забрать свое.
Ксения провела рукой по лбу и выдохнула:
– Я, честно, не помню. Наверное, остался у хозяйки, вы у нее спросите. Я только свои вещи собрала, Ольгины не сообразила взять.
– Как же… – хмыкнула скорбящая мать. – Не сообразила ты! Поди, давно прибрала себе, тостер-то дорогой, а магнитофон еще дороже.
Ксения в ужасе посмотрела на нее, отшатнулась и молча пошла по дороге, решив не дожидаться автобуса. Минут через двадцать автобус ее нагнал. Ксения села у окна, прижалась лбом к стеклу и заснула.
Когда она доехала до автовокзала, погода немного наладилась – серые тучи разошлись, проглядывало солнце. Самое главное, дождь прекратился, и Ксения стянула с себя мокрый плащ. Забрав из ларька сумки со своими вещами, она медленно пошла в сторону родительского дома. В любом случае идти ей больше было некуда. Мелькнула мысль позвонить Максу. Но после той чудовищной ссоры, когда Ксюша – впервые за все время их отношений – ударила его, они ни разу не разговаривали. А звонить сейчас и просить о помощи не хотелось. Тем более и сам Макс не проявлял никакого интереса к судьбе и проблемам любимой девушки.
Ксения зашла в пропахший кошачьей мочой подъезд, поднялась на третий этаж, но так и не нашла в себе сил постучать в дверь. Бросила сумки на грязный, заплеванный пол и села на них сверху. Появилась мысль закурить, но сигареты до сих пор были сырыми, да и спички тоже. Тогда она прислонилась спиной к обшарпанной стене, закрыла глаза и замерла.
– Дочка? А ты что здесь делаешь? – Отец страшно удивился, когда, возвращаясь с работы, увидел свою старшую дочь у порога квартиры.
– Папа? – Ксения очнулась, быстро поднялась, но тотчас схватилась руками за отца – потемнело в глазах, закружилась голова. – Да мне вроде как идти некуда, хозяйка нас из квартиры выгнала.
Ксения решила не рассказывать родителям о настоящих мотивах своего возвращения, то есть о самоубийстве подруги. Еще не хватало, чтобы ее мать, у которой в каждом углу стоит по иконе, принялась так же причитать и голосить, как мать Ольги. Второй истерики с призывами «отмаливать грехи» Ксения бы просто не вынесла.
– Ну и ладно! – Отец поддержал ее за локоть и поднял сумки с пола. – Ты же ведь ненадолго? Найдешь другую квартиру и съедешь…
– Да мне бы только диплом защитить, и все… – И нерешительно постучала в дверь.
– Кто там? – недовольный голос Нины Гавриловны заставил Ксению съежиться. Она очень волновалась, как мать воспримет ее возвращение.
– Мы! – отец выглядел вполне довольным. – Я соскучился по тебе, дочка! – Он притянул Ксению к себе и поцеловал в висок.
– О! – Нина Гавриловна вытерла мокрые руки о неизменное трико. – А ты чего здесь? – обратилась она к дочери.
– Ее из квартиры турнули, – пояснил отец, занося сумки. – Поживет пока у нас.
– Ну, ладно! – Нина Гавриловна попятилась в глубь коридора и тут же начала причитать: – Горе-то какое! Ксения, ты раньше меня предупредить не могла? Нам и ложить-то тебя некуда! Спать-то тебе где?
– В ванной пусть спит, – не желая раздувать конфликт, предложил отец. – Она и сама не знала заранее… Да она и ненадолго: погостит немного у стариков-родителей – и опять в молодую веселую жизнь.
Ксения молча сняла грязные, промокшие кроссовки и сразу же пошла в ванную – на свое новое законное, так сказать, место. Умылась, переоделась в сухое и вышла на кухню. Нина Гавриловна штопала свитер, отец смотрел телевизор, Машка спала, братья где-то гуляли.
