Собравшиеся завопили, началась суматоха, но никто не двинулся с места. Из страха перед чудовищем даже ханские Вороновы стражи будто вросли в грунт, боясь прикоснуться к лукам.
Листопад шлепнулся на задницу, ошеломленный тем, что все его тщательно продуманные замыслы в мгновение ока превратились в паутинку на ветру. Длинные кроличьи уши поникли. Он откинул медно-рыжие пряди со лба, встал и, запустив руку за спину, вытащил из ножен первый меч, словно высеченный из обожженного солнцем растрескавшегося камня. Воздух вокруг клинка сгустился и дрожал жарким маревом.
Все на холме уже пришли в себя после ужасной гибли Оболона. Друин оскалился на Гэбриеля, а потом повернулся, взмахнув длинными полами плаща, прошествовал под сень расправленного крыла виверны и выкрикнул:
– Ашатана!
Чудовище склонило голову. Листопад ухватился за шип, торчащий на шее виверны, и взобрался ей на спину.
Мощными задними лапами виверна оттолкнулась от земли и взмыла в небо. Несколько взмахов крыльями – и стрелой ее было не достать, но Клэй все равно ощущал исходящий от твари мерзкий запах падали, гниющей в болоте.
Тем временем на Острове поднялась паника. Гвардейцы Пайка сцепились с пиратами Доши, а ханские воины разбежались следом за своими перепуганными скакунами. Каскарцы султаны торопливо несли паланкин к летучему кораблю, где уже подняли искрящиеся паруса и завели приливные двигатели. Арбалетные башенки на бортах были нацелены в сумеречное небо.
Клэй обернулся к приятелям.
– Надо бы… В чем дело? – спросил он. – Муг, что происходит?
Гэбриель все еще смотрел ввысь, а волшебник удивленно глядел вниз с холма. Проследив за его взглядом, Клэй сначала не поверил своим глазам. На Линдмурской равнине загорались голубоватые огоньки, мерцали, как пламя свечи, сливались в очертания…
«Это же люди… нет, призраки», – подумал Клэй.
Сотни огоньков рассыпались у подножья холма, и еще сотни сверкали на востоке, в сгустившихся тенях на краю леса.
Клэй решил, что раздумывать больше некогда.
– Пора уходить, – сказал он.
– Матрик! – завопила Лилит, крепко вцепившись в своего телохранителя.
Король, изо всех сил пытаясь сохранять спокойствие, втиснулся между высоченным каскарцем и фантрийкой с вытатуированными на щеках слезинками-якорями.
– Что случилось, любимая? – спросил король и лишь потом заметил умертвий, мерцающих на болоте. – А, вот как…
Он с усилием высвободился из толчеи и велел гвардейцам как можно скорее проводить всех к реке. Кортеж поспешно спускался по южному склону, а Матрик в суматохе присоединился к друзьям.
– По-моему, вся эта призрачная затея с долбаным советом провалилась к Морозной Матери, – проворчал он.
– Кстати, о призраках… – Клэй угрюмо покосился на мерцающие фигуры, медленно бредущие к вершине. – Они нас не тронут?
– Не-а, – отмахнулся Матрик. – Не тронут. Наверное. Хочется верить. – Он окликнул капитана гвардейцев и приказал: – Ну-ка, прибавьте шагу.
Донельзя измученная, Лилит обессиленно поникла в объятьях своего заботливого телохранителя. Матрик пыхтел, отдувался и еле переставлял ноги, так что Клэй и Гэбриель подхватили его под руки.
– Муг, – шепнул король, – сделай мне одолжение.
– Ради тебя – все, что угодно, – ответил волшебник, подойдя поближе.
– Убей меня. Сегодня ночью.
Глава 14 Прощание с королем
Труп Матрика обнаружили утром. В королевскую опочивальню призвали двух лекарей. Один заявил, что король упился вусмерть, а второй настаивал, что короля отравили. После завтрака, приготовленного личным поваром Лилит, второму лекарю стало дурно, и он умер. Первый лекарь благоразумно возвестил, что причины безвременной смерти коллеги не поддаются научным объяснениям.
Клэю с товарищами позволили пока остаться в замке. Впрочем, Лилит ясно дала понять, что ее гостеприимство похоронят вместе с телом Матрика, и с погребением тянуть не стала. На следующее утро приятели присоединились к траурному кортежу, который в молчании двигался по пустынным улицам Брайклифа.
При виде мрачной процессии булочница у пекарни всплеснула перемазанными в муке руками. Бродячие актеры прервали репетицию. У одного волосы были выкрашены в морковный цвет, а на макушке торчала пара длинных ушей, якобы друинских, которые еще недавно были частью кроличьего маскарадного костюма. Другой актер завернулся в черную простыню, а к рукам привязал хлипкие крылья.
– Странно, что народу нет, – пробормотал Гэбриель. – Матрика вроде бы любили.
– Лилит не объявила о похоронах, – пояснил Муг. – На ночь она заперла слуг в замке и под страхом смерти запретила рассказывать о скоропостижной кончине короля.
– А почему? – спросил Клэй.
– Ну, мол, соберется толпа, кортеж не пропустят, а как начнут гроб закидывать цветами, их потом не сметешь с брусчатки.
– Правда, что ли? – Клэй оглянулся: королева царственно восседала в седле и мило улыбалась Локану. – Ох, умеет же Матрик их выбирать!
Из замка они вышли черным ходом и по извилистой тропе углубились в чащу на склоне горы, куда выходили задворки Брайклифского замка. Далее кортеж проследовал по скалистому речному берегу к песчаной излучине. Когда процессия остановилась не на кладбище, а у пристани, у Клэя зародились первые подозрения, что не особо сложный замысел Муга – притворная смерть Матрика и его последующее извлечение из могилы – страдает чрезмерной простотой.
На берегу кортеж поджидали несколько придворных.
Клэй подошел к ним и спросил:
– А где тут у вас королевская усыпальница… ну или склеп какой?
Один из скорбящих осторожно сжимал пальцами белоснежный носовой платок и, судя по всему, не хотел его пачкать, утирая сопливый нос.
– Склеп в катакомбах под замком, – объяснил вельможа, – но ее величество в последнее время питает пристрастие к… – тут он покосился на Локана, – к северным обычаям.
– И как же на севере хоронят королей?
Вельможа посмотрел на реку и вздохнул:
– По-моему, их не хоронят.
Десяток дюжих носильщиков доставили на берег богато изукрашенную ладью, куда уложили короля, обездвиженного зельем, которое сразу же после Совета Престолов Муг приготовил на кухне королевского замка. Кожа Матрика сияла мертвенной белизной – под действием некоего дурман-корня, как объяснил волшебник. Поредевшую шевелюру короля умастили и зачесали назад, а самого его нарядили в роскошное одеяние, украсили всевозможными золотыми побрякушками – ожерельями, кольцами, гривнами – и в довершение всего водрузили в изголовье тяжеленную корону, усыпанную сверкающими самоцветами (Клэй встревожился, что под весом этого великолепия ладья затонет, едва коснувшись воды). На груди короля крест-накрест лежали его любимые кинжалы Рокси и Грейси.
