А впереди начинался мост, который наглядно воплощал в себе все страхи Клэя. Мост выгибался высокой дугой, а настил, широкий у основания, на вершине сужался до тоненькой полоски, идти по которой придется гуськом. Гора напротив, название которой Клэя не интересовало, скрывалась в туманной дымке.
– Ну как, напомнить, что именно тебе захотелось сюда сунуться? – спросил Муг.
– Нет, лучше не надо, – ответил Клэй, догоняя товарищей.
Первым на мост взошел Кит. Он ступал осторожно, хотя падение в пропасть не грозило ему ничем, кроме некоторого неудобства. Гэб с Ганелоном встали спиной к мосту, готовясь отразить нападение расков.
Гэбриель помахал остальным:
– Вперед. Быстро, но осторожно. Очень осторожно, – добавил он, со значением поглядев на Грегора и Дейна.
Грегор хмуро кивнул. Дейн захихикал – брат наверняка убедил его, что им предстоит интересная игра, – и крикнул:
– Грегор, я тебя обгоню!
– Я вас обоих обгоню, – буркнул Матрик, взбегая на мост.
Следом отправились Муг с Саббатой – вначале бегом, а потом перейдя на шаг, потому что чем выше, тем больше сужался настил моста.
– Клэй… – начал Гэбриель и осекся. – О боги, что у тебя с лицом?!
Клэй двумя пальцами коснулся царапины на носу, поморщился от боли. Пальцы запятнала кровь.
– Что, так страшно?
Не успел Гэб ответить, как Ганелон перехватил поудобнее рукоять топора и сказал:
– Ну, понеслись.
С воем и визгом раски вырвались из прохода, обозленные видом ускользающей добычи и обрадованные тем, что троих еще можно достать.
Ганелон подсек первую тварь ударом сбоку. Гэбриель взмахнул Веленкором – повеяло сладким ароматом сирени – и перерубил еще двоих расков. Клэй, двинув щитом у плеча, раздробил когтистые пальцы очередной твари и ударом молота проломил ей череп. Серебристо-зеленый клинок Гэбриеля, голубовато сверкнув, обезглавил еще одного раска. Ганелон острым навершием топора заколол одного, метким пинком отбросил второго, шипастым наручем ударил в морду третьего. Веленкор разрубил раска напополам. Еще один монстр тут же набросился на Гэбриеля, но тот увернулся и подставил твари подножку. Пошатнувшись, раск упал в сторону Клэя. Клэй присел, принял тяжелое тело на щит, с неимоверным усилием распрямился, превозмогая боль в спине, и скинул тварь в пропасть. Впрочем, о боли он тут же забыл, заметив, что Ганелон с невольным уважением взглянул на него.
«Мы об этом еще поговорим, – мрачно пообещала поясница. – Как-нибудь потом».
Следующая стая расков поубавила прыти: тварей подгонял голод, но удерживало чувство самосохранения.
Ганелон обернулся к друзьям:
– Ступайте, я их задержу.
В устах любого другого эти слова прозвучали бы торжественно, как прощальное жертвенное напутствие, но Ганелон произнес их небрежно и обыденно, сродни заявлению: «Я сейчас чайник поставлю».
В пылу сражения Гэбриель медлил, однако рассудок наконец взял верх. Гэб и Клэй взбежали на мост. Дыхание белыми облачками вырывалось из раскрытых ртов. На вершине моста Матрик дожидался эттина, который осторожными шажками проходил самый узкий участок тонкого льда. Клэй хотел было взмолиться всем богам, чтобы мост не обломился, но решил, что боги, гадая, кто из путников первым сорвется в бездну, уже сделали ставки и что самый верный выигрыш им обеспечит восьмисотфунтовый эттин.
Из тумана за спиной Матрика выскочил огромный раск, намного больше остальных. «Наверное, вождь», – решил Клэй. На груди чудовища болталось ожерелье из проломленных черепов, посреди бритой головы серебрилась щеточка заиндевевших волос. Раск налетел на Матрика, сбил его с ног, вжал в лед цепкой лапой и занес другую лапу для удара, веером растопырив кривые когти.
Клэй с ужасом вспомнил предупреждение Кита:
«Стылый тракт взимает плату за проход. Всегда».
Глава 44 Могила в облаках
Гэбриель выругался. Муг что-то заорал, однако сквозь завывания ветра Клэй ничего не расслышал. Саббата неподвижно стояла на самой вершине моста, даже не пытаясь спасти Матрика, которому грозила верная смерть. «Сейчас раск его убьет», – подумал Клэй.
Откуда ни возьмись, появился эттин, схватил вождя расков за вскинутую лапу и вздернул его в воздух. Свободной лапой чудовище попыталось достать Дейна, однако эттин сгреб и ее, и два монстра замерли, раскинув руки, будто пригвожденные к кресту.
Дейн спросил что-то у Грегора, но за воем ветра Клэй снова ничего не расслышал. Раск подобрался, свернувшись в клубок, и когтистой задней лапой полоснул по горлу Грегора.
Эттин пошатнулся и полетел с моста в белую бездну.
У Клэя замерло сердце, но горевать было некогда. Раск, присев на корточки, подбирался к Матрику.
– Иди ко мне, – перекрывая шум ветра, прозвучал голос Саббаты.
Раск замер и белесыми глазами посмотрел на диву.
– Иди ко мне, – негромко, повелительно повторила она, и ветер затих, будто прислушиваясь, а горы дрогнули, пытаясь сдвинуть вросшие в землю корни.
Вождь расков, повинуясь колдовскому зову, подполз к ногам Саббаты. Черепа ожерелья глухо стучали друг о друга и скалились в никуда. Ужас на морде чудовища сменился бесконечным благоговением, как если бы Саббата была самой Зимней королевой, грозной богиней, осененной сияющим полумесяцем бледной косы.
Умбра, стремительно скользнув вниз, снесла вождю верхнюю половину черепа. Чудовище, испустив протяжный стон, повалилось в облачную муть.
Внезапно Клэй осознал, что незаметно для себя добрался до самой узкой части моста, и поспешно отвел глаза от пропасти, зияющей под ногами. Дива стояла спиной к нему. Порыв ветра взъерошил перья на ее плечах, взметнул длинные черные волосы, будто знамя.
Клэй сглотнул:
– Саббата…
– Саббаты больше нет, – сказала она, резко раскрыв правое крыло.
Черные перья закружились в воздухе, и Клэй зачарованно следил за ними. Внезапно по его лицу скользнула тень. Он медленно, очень медленно поднял взгляд и, будто преступник, глядящий на занесенный топор палача, увидел, как раскрывается левое, якобы сломанное крыло.
«Хреново», – подумал Клэй.
– С возвращением, Живокость, – пробормотал он.
Она обернулась:
– Спасибо.
Клэй оторвал взгляд от ничуть не сломанного крыла и посмотрел на диву:
– И давно ли?
Прекрасное лицо озарила хищная улыбка.
– Ты и не представляешь, как давно.
Именно этого ответа Клэй и опасался.
«Мы так долго ей лгали, изворачивались, а ради чего?»
Рассудок отказывался верить ее словам.
