— Ну… уже можно сказать, что да. Правда, у меня только четыре книжки издано, эта, надеюсь, будет пятой.
Бубнов вроде бы включился в диалог, однако говорил вяло:
— Четыре — ого! Никогда не видел живого писателя, тем более женщину-писательницу, к тому же красивую. (Ну, это он загнул, София себя красавицей не считала.) Для меня живая писательница — как оживший динозавр, честное слово. Знаете, когда закончится следствие, я расскажу вам несколько историй… м… сюжетов. Они пригодятся вам, потому что есть в них зерно, ни на что не похожее построение задачи… э… преступления.
— Буду очень признательна вам. Только мои герои живут в девятнадцатом веке, героиней я сделала мою прапрабабушку, там совсем другой мир…
— Думаете, с тех пор что-то изменилось? Ну, появились новые технологии, ими пользуются как правоохранительные органы, так и преступный мир, а суть, потребность в адреналине, вызов всему укладу и даже себе, азарт, жажда взять цель… все это неизменно для любого времени.
Его послушать — говорил о романтической, всепоглощающей страсти, но к чему! Однако старик вновь погрузился в себя, а София опустила глаза в монитор, представляя своих персонажей…
Которые оживали в ее воображении
Атмосфера в спальне князя была удручающе-мрачной: запах ладана и микстур бил в нос, шторы, не пропускающие солнечного света, свечи под образами создавали иллюзию, будто он уже преставился. Многочисленные родственники, окружившие ложе умирающего, расступились, освобождая место для графини. Сдерживая слезы, она наклонилась к Гавриле Платоновичу:
— Крестный, это я, Маргарита… — Он зашевелил губами, ей пришлось склониться ниже, чтобы разобрать слова. Выслушав, она выпрямилась и сообщила присутствующим: — Князь просит оставить нас наедине.
Родственники нехотя попятились, потом бесшумно, как тени в царстве мертвых, убрались. И вдруг его светлость открыл глаза, скосил их на дверь и довольно оживленно зашептал:
— Маргоша, проверь, не подслушивают ли аспиды.
— О-о! — выразила она степень изумления, но заскользила к двери, распахнула ее…
Какая низость! Родственники столпились у двери стайкой! Не смутились! А невинно захлопали бессовестными глазами. Но как же нелепо устроен человек — стыдно стало Марго, будто не она, а ее застали за подслушиванием. Вместе с тем, подавив негодование с презрением, она выпалила первое, что пришло в голову, надеясь, что оценят ее такт и уберутся от дверей спальни:
— Его светлость просит свежей воды и желает, чтобы нас не беспокоили. Прикажите Карпу принести воду с… он знает добавки.
Догадавшись, что здесь творится нечто невообразимое, Марго не зря затребовала Карпа — верного слугу князя, он не позволит подкрасться к спальне и подслушать. Аспиды, выражаясь языком князя, поняли, медленно отступали, поедая ее подлыми очами. Марго стало не по себе от затаенно-хищных взглядов, недобрых, коварных, беспокойных. Метаморфоза, да и только! Немногим ранее эти люди отличались друг от друга, с трудом уживались, кто-то вызывал симпатию, кто-то, напротив, антипатию, но близкая добыча сделала их единым телом, мозгом, душой, единым лицом. Со стороны Марго они почуяли опасность, жаждали знать, чем грозит ее визит, и, не сговариваясь, готовы были не просто к обороне, а к смертельной битве. Она же, набравшись храбрости (или наглости), стояла до тех пор, щуря глаза цвета весенней травы, пока родственники князя не спустились с лестницы, после этого Марго вернулась в спальню, тщательно притворив дверь. Безусловно, она растерялась, не узнавая обитателей княжеского дома, но еще больше ее поразил хозяин:
— Крестный, что это вы удумали сказаться умирающим?
Тот сел и, обмахиваясь краем одеяла, тихонько рассмеялся:
— Уф, упарился. Топят, топят… Жарко, будто в аду! Ты садись, Маргоша, садись, — похлопал он ладонью по кровати. — Дело у меня к тебе. Тайное!
Не заставляя уговаривать себя дважды, она присела на кровать и ждала разъяснений странному поведению родственников, а также самого князя, хотя терпеливой ее никак нельзя назвать. Любопытная Марго всегда в авангарде событий, даже собственных мыслей, но все, что она увидела в доме за несколько минут, несказанно шокировало ее.
Когда князь готов был поделиться тайнами, в спальню ворвался Карп с графином воды и бокалом. Несмотря на почтенный возраст, старого слугу отличали редкая подвижность, предупредительность, а также преданность — ценнейшее качество на все времена. Его рот был постоянно растянут в улыбке до ушей, как у лягушки, а глаза прищурены, как у лиса. Карп поставил поднос на столик с многочисленными микстурами, поклонился Марго и расстегнул щегольской сюртук с чужого плеча:
— Прошу прощения, ваше сиятельство, но их светлость наисветлейший князь, почитай, с ночи не кушали-с, я тут принес малость… — Из-за пазухи он вытащил подобие торбы, оттуда достал салфетку и расстелил на коленях князя, на нее укладывал снедь. — Пожалте, ваша светлость, расстегайчики с рыбкой… Кусочек гуся… Блинчики с грибами… Коржики!
— А запить? — поднял на него жалостливые глаза князь.
Лягушачий рот Карпа еще больше растянулся в стороны. Он налил в бокал из графина воды, подал князю. Тот сначала перекрестился, залпом выпил, вытянул губы трубочкой и выдохнул, глаза его заметно повеселели.
— С анисовыми семечками, — шепнул Карп, — померанцевыми орешками и мятой настаивалась. Чтоб запаху не унюхали. Моя старая варила. Ну, как?
— Крепка, — похвалил князь, закусывая свернутым блинчиком.
— Так-ить три перегонки! — горделиво поведал Карп.
— Маргоша, хочешь? — указал глазами на графин князь.
— Водку?! — фыркнула она. — Увольте!
— Ну, расстегаи попробуй и блины.
— Моя старая редкая повариха, — похвастал Карп.
— Вообще-то, нынче пост… — напомнила Марго.
— А болящим послабление, — нашелся Карп.
— Крестный! — воскликнула Марго. — Что здесь происходит?
— Тише ты, а то услышат! — шикнул Гаврила Платонович.
Дожевывая блин, он впал в задумчивость, через паузу, глядя широко раскрытыми глазами куда-то далеко, произнес с горечью:
— Курай издох.
Курай — любимая собака князя, английский сеттер. Курая он держал в доме, кормил со стола, по мнению Марго, пес был до крайности невоспитанным, строптивым и наглым, спать укладывался на кровать князя — куда это годится?
— Из-за смерти Курая вы заболели? — осведомилась Марго.
— Я болен? — хмыкнул князь. — Карп, налей-ка мне еще чуток. — Он осушил половину бокала, отчего Марго поморщилась, и сказал, закусывая пирогом: — С моей тарелки Курай поел и подох, враз подох. Понимаешь?
— То бишь вы подозреваете, Курая отравили?
— Экая ты непонятливая! Травили не собаку, а меня!
— Бог с вами! — всплеснула руками Марго. Однако графиня далеко не экзальтированная особа, в себя пришла быстро. — Отравитель в вашем доме? Это невозможно. Произошло неудачное стечение обстоятельств, а вам показалось…
