Олег почувствовал, что против воли краснеет. Да, Аркадий Беседин был человеком умным и обладал широкой эрудицией. Ничего удивительного, что он знает содержание Конвенции ООН по морскому праву.
— Я по первому образованию — юрист, — олигарх усмехнулся, словно прочитал Олеговы мысли.
— Я не пытаюсь ничего скрыть или утаить, если вы об этом, — медленно сказал Веденеев. — Просто перед тем, как принимать решение, обращаться мне за помощью в полицию или нет, я должен сам четко понять, что здесь произошло. У «Посейдона» есть владелец, который вряд ли будет в восторге от того, что его судно может оказаться втянуто в международное расследование. Но он — человек законопослушный и, несомненно, порядочный. Если мы обнаружим доказательства того, что на яхте произошло убийство, он не заставит меня скрыть этот факт. Если смерть госпожи Репниной вызвана естественными причинами, то я не вижу нужды привлекать к «Посейдону» внимание полиции.
— Вы собираетесь вести расследование? — Губы Беседина вновь искривила легкая улыбка.
— Да, — коротко ответил Олег. — А что вы видите в этом странного? Или невозможного?
— То есть обещанный нам в плавании детектив все-таки будет, правда, не по тому сценарию, что запланировал Марк, — сказала Ида.
Она выглядела спокойной, практически безмятежной, от недавнего волнения, связанного с возможным появлением на яхте полицейских, не осталось и следа. Марк обескураженно кивнул:
— Да, в разработанном мной для путешествия сценарии значилось совсем другое. Но хочешь рассмешить бога, расскажи ему о своих планах. Сначала пропажа кольца, теперь смерть Маргариты.
— Хочется верить, что больше ничего не произойдет, — вступил в разговор Алексей Китов. — Господин капитан, мне кажется, что первое, что вы должны сделать как должностное лицо, — это обеспечить безопасность остальных пассажиров.
— Разрешите мне самому определить, что я должен и буду делать. — Веденеев умел говорить решительно. Настолько решительно, чтобы отбить у собеседника всякое желание продолжать. — Итак, во-первых, господин Репнин после того, как найдет полис, свяжется со страховой компанией, и мы определимся, что делать с телом. Во-вторых…
— Извините, что я вмешиваюсь, — перебил Олега Михаил Быковский, — мне кажется крайне важным в сложившейся ситуации осмотреть тело госпожи Репниной. К тому моменту, как на судне появится врач, присланный страховой компанией, может быть уже поздно. Первичный осмотр крайне важен, если вы действительно хотите понять, что случилось.
— Но у нас на борту нет врача, — с досадой ответил Олег и посмотрел на Марка. — Так же, господин — организатор тура?
— Так, — кивнул головой Марк. — В анкетах, которые заполняли наши клиенты, значится их место работы. Врачей среди пассажиров нет.
— Извините, господа, но я — врач, — с достоинством сообщил Быковский. — Конечно, сейчас я зарабатываю на жизнь психотерапией и крайне в этом преуспел, но в отличие от покойной госпожи Репниной я — именно психотерапевт, а не психолог. Я — дипломированный врач и, поверьте мне, изученных когда-то азов науки не забыл, тем более что в молодости десять лет подрабатывал на «Скорой помощи».
Марьяна впервые наглядно увидела, что значит выражение «отвисла челюсть». По крайней мере, Марк выглядел именно так.
— Прекрасно! Михаил Дмитриевич, если вы готовы помочь, то думаю, что вам нужно приступить немедленно. Вам нужна помощь? — сказал капитан.
— Я бы хотел, чтобы вы присутствовали при этом. Как представитель законной власти, так сказать. И кто-нибудь из дам, чтобы вести конспект моих наблюдений.
— Я могу, — сказала Марьяна, уже не удивляющаяся тому, что слова произносятся ею независимо от ее сознания. Ведь вроде и не думала предлагать свою помощь, а вот поди ж ты!
Быковский кивнул, соглашаясь.
В каюте Репниных было по-прежнему сумрачно и душно. Елена Ковалева шагнула им навстречу, протягивая капитану найденный страховой полис.
— Хорошо, — сказал Веденеев. — Елена Михайловна, вы можете вместе с господином Репниным пройти на верхнюю палубу и проследить, чтобы он связался со страховой компанией? Мы бы пока осмотрели здесь все. Когда мы закончим, можно будет собрать вещи и перенести их в другую каюту. Я уже распорядился, чтобы для господина Репнина подготовили на нижней палубе каюту номер восемь.
— Конечно, я все сделаю, — легко согласилась Ковалева и тронула за рукав с тоской глядящего в иллюминатор Артема. — Пойдем, горе мое.
Выходя из каюты, Репнин бросил взгляд на постель с телом жены, нечаянно перехваченный Олегом Веденеевым. Страх читался в нем. Страх и, пожалуй, ненависть.
Делать то, чего от тебя меньше всего ожидают, — лучший способ расслабиться. Испытывать себя можно по-разному. Необязательно лезть в горы или прыгать с парашютом. Поэтому я вступаю в игру. Раз, два, три, четыре, пять. Кто не спрятался, я не виноват.
* * *
Вердикт, вынесенный Михаилом Дмитриевичем, был однозначным — по всем признакам, пусть и косвенным, Маргарита Репнина умерла от острой сердечной недостаточности.
— То есть ничего криминального в ее смерти вы не видите? — спросил капитан. Взгляд его был напряженным и недоверчивым, и Марьяна очень его понимала. Ну с чего, скажите на милость, молодой еще женщине умирать от сердечного приступа?!
— Я бы так не сказал, — Быковский покачал головой. — Видите ли, я не могу утверждать, что все было действительно так, но остановку сердца легко могут спровоцировать некоторые лекарственные препараты. Именно возраст этой дамы и ее, ммм, темперамент вкупе с душевными качествами не дают мне всерьез полагать, что смерть ее произошла от естественных причин.
— Вы хотите сказать, что Маргариту отравили? — недоверчиво спросила Марьяна. — Ядом?
— Милая девушка, яд — понятие очень относительное, — снисходительно сказал Быковский. — К примеру, многие женщины колют себе в лоб ботулотоксин, чтобы избавиться от морщин, однако препарат этот при введении внутрь в больших дозах вызывает мучительную смерть. Или лекарственная группа препаратов, получивших общее название «сердечные гликозиды»… Они используются для лечения больных с тяжелыми формами болезней сердца, но при серьезной передозировке вызывают его остановку.
— Строфантин? — спросила внимательно слушающая Быковского Галина Анатольевна.
— Скорее дигоксин, — ничуть не удивившись ее познаниям, ответил он. — Весь вопрос в том, как именно ей его дали. Строфантин вводится внутривенно, поэтому трудно предсказать, что будет, если заставить кого-то выпить содержимое пары десятков ампул. Да и побочные действия от него слабоваты. А вот растворить упаковку или две дигоксина в воде и подлить в питье — верный способ отправить кого-то в мир иной. А у вас что, есть с собой строфантин?
— У меня — нет, — Галина Анатольевна мимолетно улыбнулась, понимая подоплеку вопроса, — я вообще для своего возраста человек до неприличия здоровый. Однако у меня есть мама, которой уже за восемьдесят, поэтому про сердечные гликозиды я знаю. И именно поэтому осмелюсь сказать, что в вашей версии про дигоксин есть одно слабое место.
