М-да, быстренько новости расходятся.
— Уволилась, но это к делу отношения не имеет. Так у тебя сохранился номер?
Шири снова выругалась.
— Сохранился, Ладэ, — прорычала она. — Надеюсь, вечером ты позвонишь мне, чтобы все объяснить.
И отключилась, прежде чем я успела сказать, что обязательно позвоню, если не попаду в тюрьму. Потому что при мысли о том, что это была маленькая месть большого постановщика, во мне просыпалось кровожадное чудовище.
Мобильный пиликнул сообщением, и я набрала номер.
Надеюсь, он спит. А еще лучше — трахается, и сейчас у них самый ответственный момент.
На последнем я чуть не выронила телефон (придет же в голову такое!), но все-таки поднесла мобильный к уху.
— Надеюсь, у вас очень серьезный вопрос, — донеслось хриплое из трубки.
Хриплое и очень-очень недоброе.
Судя по всему, спал.
— Очень, — сообщила я. — Потому что я сейчас стою у «Гранд Пикчерз» и думаю, почему на меня не выписан пропуск.
Шорох (не то извилин режиссера, не то простыней), грязное ругательство и емкое:
— Пару минут, — немного поумерили мой пыл.
В трубке что-то щелкнуло, и наступила тишина удержания вызова.
Судя по всему, Гроу либо реально страдал склерозом и сейчас вспомнил о том, что произошло, либо он тут ни при чем. А кто при чем, хороший вопрос. Вообще его реакция на произошедшее была достойна как минимум уважения: если меня так разбудить, я пару минут только соображать буду, о чем речь и кто мне звонит.
Гм…
Это он меня так с ходу узнал, что ли?
Особо подумать на этот счет не успела, потому что мобильный снова ожил.
— Путь свободен, Зажигалка. — Самодовольные нотки в хриплом голосе (еще бы, он уже решил, что я с потрохами его) заставили чудовище нервно шевельнуть хвостом.
Хотя, наверное, если я — она, то внутри меня не чудовище, а чудовища.
— Риинский дракон тебе Зажигалка, — сообщила я в трубку. — И к слову, я еще не решила окончательно. Сегодняшний день за твой счет, так и знай.
Оставив великого режиссера досыпать с этой мыслью, решительно шагнула за двери. На этот раз охранник даже мне улыбнулся открытой, располагающей улыбкой. Его коллеги за стойкой многозначительно переглянулись, из чего я сделала вывод, что Джерман Гроу не каждый день лично звонит по поводу пропуска.
— Хорошего дня, эсса Ладэ, — пожелали мне.
— И вам хорошего дня, эсстерд Соркс.
По такому поводу можно даже побыть милой и вежливой. Настроение у меня вообще стремительно шло в гору, особенно пока я сама шла по дорожкам съемочного городка. Солнце растекалось по крышам павильонов, но большинство из них еще оставались в тени. Свежесть — та самая, которая весенне-летним утром «по-зингспридски» ударяет в сознание и бодрит не хуже, чем кофе, заставляла дышать полной грудью. И я дышала, чувствуя, как раннее утро втекает в меня удивительной и необъяснимой силой. Пожалуй, так себя я чувствовала разве что в детстве, когда вскакивала, едва начинало светать.
Летом я вставала раньше, чем мама. У нас в квартире особо было не развернуться, а из окна, в общем-то, не на что смотреть (в нашем районе дома были натыканы так тесно, что все виды терялись даже на самых высоких этажах). Впрочем, мы жили всего лишь на девятом, в квартирке размером чуть больше загона для виаров. И все равно я взлетала на подоконник, распахивала окно и не могла надышаться этой свежестью.
Однажды я обернулась, а мама стояла и смотрела на меня с улыбкой. Мама, которая вечно хмурилась, потому что забот было слишком много, и она всегда торопилась, потому что отца нужно было собрать на работу, Леону — в школу, а меня — в садик.
Мама…
Возможно, поэтому я так отчетливо остро чувствовала утрату Теарин.
По сути, когда мама умерла, я тоже лишилась обоих родителей.
Тряхнула головой, отгоняя ненужные воспоминания. Определенно сегодня какой-то странный день. Начать хотя бы с того, что я даже без наушников.
Без кофе.
И не сплю.
Чем ближе я подходила к павильону, тем острее чувствовала нарастающее покалывание в кончиках пальцев, да и во всем теле, пожалуй. Чувство, сравнимое с тем, когда я танцевала на перилах или на подвесных поручнях во время тренировок. Тело казалось легким и разве что не искрило, как провод под током.
Ладно.
Как я и сказала Гроу, это всего лишь «проба пера». Ничего серьезного.
Да и о чем серьезном можно вообще говорить? У меня даже планшета нет.
То есть контракта.
Да, мне однозначно нужно больше спать.
Следуя указателям, свернула в коридор, ведущий к гримерным. Не совсем отдавая себе отчет в том, что делаю, вцепилась в ремень перекинутой через плечо сумки и тут же его отпустила. Вытерла вспотевшие ладони о джинсы, сжимая и разжимая пальцы, остановилась перед дверью, где пока еще было тихо.
Да что ж меня так накрывает-то?
Я когда на собеседование к Нилу ходила, так не волновалась. Ну ладно, будем честны, я вообще мало по какому поводу волнуюсь. А тут…
Надо водички попить, что ли.
Глубоко вздохнула и подошла к кулеру, зажатому между диванчиками для отдыха. Опрокинула в себя содержимое стаканчика залпом и закашлялась, когда ледяная вода обожгла горло. Как раз в ту минуту, когда раздался стук каблуков и раздраженный голос Мелоры:
— …Представляешь? А я должна все это терпеть!
Она влетела в небольшой холл вместе с невысокой светловолосой женщиной, которая едва за ней поспевала. Зажимая телефон между щекой и плечом, местрель Ярлис рылась в сумочке.
Наши взгляды встретились, и Мелора остановилась, словно впечаталась в стену. Следом за ней женщина, очевидно, ее ассистентка.
— Я перезвоню, — раздраженно бросила иртханесса. Глянула в сторону сопровождающей, и ту сдуло в гримерную. Только щелчок замка напомнил о том, что здесь был кто-то, помимо нас.
Мелора убрала телефон в сумочку, а потом медленно приблизилась ко мне. Очень медленно.
— Ладно, Танни, давай начистоту. — Она указала на диванчик и опустилась на него с грацией, с которой обычно садятся модели в рекламе.
— Танна, — сказала я и сложила руки на груди. — Можно эсса Ладэ.
У нее шевельнулись ноздри, будто она принюхивалась — загрызть меня сразу или чуть попозже. Платье алого цвета, смягченное нитками белого золота украшений, туфли на шпильке, укладка, макияж. Местрель Ярлис выглядела так, будто собиралась на предпоказ, а не в гримерную.
— Как скажешь, — холодно сказала Мелора. К снисходительным ноткам в голос примешалось раздражение.
