Риторический вопрос, понимаю.
— Не с той ноги встал?
— Ты правда знаешь его страшную тайну?
— Нет. В жизни не встречал более скрытного типа.
Мы направились следом за Гроу и вскоре оказались в сердце павильона. Там, где я впервые познакомилась со съемками, как они есть. Сейчас каждый шаг отдавался в сердце, чем ближе, тем отчетливее. Все взгляды стекались к нам, собирались и концентрировались в общем напряжении, от которого сгущался воздух. Я чувствовала его столь же остро, как самоё себя. Я то впадала в прострацию, то вспоминала разговор с Рихтом и вытаскивала хвостик, чтобы им помахать. Хвостик отзывался вяло, особенно когда вперед выступил Гайер.
— Ты действительно это сделаешь? — поинтересовался он, оказавшись лицом к лицу с Гроу. Громко. Так, чтобы слышали остальные, и они услышали. — Запорешь проект из-за собственной придури?
Ни за что не подумала бы, что так подумаю, но сейчас я была ему искренне благодарна. Все внимание мигом переключилось на них: исполнительный продюсер, источающий праведный гнев, и обманчиво расслабленный режиссер. Ключевое слово — «обманчиво», не рискнула бы я сейчас к нему подойти.
— Отвечая на твой первый вопрос — да, я это сделаю. Уже сделал. — Гроу шагнул к нему ближе. Еще немного, и у них бы случилось лобовое столкновение. Буквально. — Второй, как я понимаю, был риторический, Рон. К слову. Напомни, я делегировал тебе полномочия связываться с руководством «Хайлайн Вайнерз»?
Выражение лица Гайера стало еще более сухим. Самую малость сверх — и захрустит, как водоросли в пластинках.
— Я взял на себя обязанность сообщить…
— Что касается пропуска, — Гроу перебил его, покачиваясь с носка на пятку, как пустынник
[10] перед броском, — для Танны Ладэ. Мне кажется, или я просил тебя позаботиться, чтобы он был восстановлен?
У Гайера дернулся кадык, глаза посветлели:
— Я не считаю это правильным решением, Джерман.
— Я не считаю, что ты здесь нужен, Рон.
Уголки губ Гроу дрогнули, но от этого его лицо стало еще более хищным. Исполнительный продюсер побелел от ярости:
— Ты это сейчас серьезно?
— Серьезнее некуда.
Пару минут они смотрели друг другу в глаза, после чего Гайер развернулся и стремительно направился к выходу. Его шаги еще не успели затихнуть, когда режиссер указал нам в сторону шатра.
— Особое приглашение?
Рихт нахмурился, но все же шагнул на площадку. Я последовала за ним и чуть не влетела в шлагбаум выставленной руки.
— Сегодня я смотрю, на что ты способна, — сказал Гроу. — Если мне понравится, вечером подписываем контракт. Если нет — извини.
— О’кей, — сообщила я, чувствуя, что желание душить, крошить и кусать возвращается. — Встречное предложение. Сегодня я играю Теарин и пытаюсь понять, нравится ли это мне настолько, чтобы терпеть твои закидоны. Если понравится, вечером подписываем контракт. Если нет — извини.
Отодвинула его руку и решительно направилась к шатру. Один из ассистентов ткнул мне в сторону полога, из-за которого Теарин предстояло появиться, там я и замерла.
Настолько погруженная в свои мысли, что даже отмашку Гроу прозевала.
Зато услышала щелчок и четко поставленный голос:
— «Танцующая для дракона». Сцена восьмая. Дубль первый.
Для меня отодвинули полог, и я шагнула на съемочную площадку. Оказаться под прицелами взглядов, которые десятками цепляются за тебя, и видеокамер — то еще удовольствие. Когда все освещение концентрируется на клочке, где стоишь ты, а сбоку застыли светоотражатели. В этот момент из головы у меня вылетели все мысли и все слова, которые нужно говорить.
Играющий Наррза повернулся ко мне:
— Теарин, с тобой…
— Стоп.
Гроу поднялся. Даже не глядя в ту сторону, я всей кожей чувствовала его приближение. Рихт тоже поднялся и подошел ко мне. Не знаю почему, но в эту минуту стало немного легче.
— Я не совсем понял, Паршеррд, ты здесь зачем?
Приподняв брови, режиссер внимательно посмотрел на него сверху вниз. Как он умудряется это делать, будучи на голову ниже, хороший вопрос, но Рихт не отступил.
— Джерман, это ее первый день. Надеюсь, ты это понимаешь?
— Я знаю свою работу, Рихт. Надеюсь, ты это понимаешь?
Их взгляды скрестились, но в отличие от разговора с Гайером в этом противостоянии не было подавляющего напряжения. Гроу смотрел на Рихта, а мурашки бежали почему-то у меня. Такие огненные, как виары из мультика «Чудной микромир». Нет, это точно какое-то помешательство.
— Понимаю, — сказал Рихт и не двинулся с места.
— Вот и чудесно. — Гроу сунул руки в карманы и повернулся ко мне на пятках: — В чем проблема?
Вопрос был без подковырки. Без наезда. Вообще без каких бы то ни было требовательных ноток или недовольства.
Возможно, поэтому и ответила прямо:
— Я растерялась.
— Смотри сюда. — Гроу взял меня за плечи и развернул лицом к съемочной группе. — Эта часть зала тебя вообще не должна волновать. По большому счету, когда ты выходишь оттуда, тебя не должно волновать даже падение метеорита на Зингсприд или сирена налета. Понимаешь, о чем я?
Кивнула.
Хотя понималось слабо: нормально разговаривающий Гроу, который к тому же так и не выпустил мои плечи, действовал на меня как-то странно. Разбегающееся от его пальцев тепло втекало в узор, с каждой минутой раскаляя его все сильнее. Настолько, что перехватывало дыхание и казалось, что я вот-вот полыхну костерком в ночи. То есть в павильоне.
— Этот мир остается за пределами до той минуты, пока я не скажу «стоп». Что-то упало, кто-то умер — все это остается за чертой. Все, кто тебя интересуют, находятся там. — Он наконец-то соизволил меня отпустить и указал нам за спину: — Даармархский, Наррз и шатер, в котором решается твоя судьба. Не ее. Твоя.
По сути, она сейчас и решается, подумалось мне.
Только немного иначе.
— Если всем все понятно… — Он почему-то задержал пристальный взгляд на Рихте. Такой пронзительно острый, и актер ответил ему тем же. — …Продолжаем. Приготовились.
Гроу махнул рукой и направился в сторону режиссерского кресла, а я за шатер. Точнее, за декорации. Или все-таки за шатер? Если верить тому, что он сказал, за спиной нужно оставить все, что я сейчас чувствую. Я, Танни Ладэ, за этим пологом стану Теарин Ильеррской.
Изгнанной иртханессой, лишенной рода и родины.
Иртханессой, тем не менее сохранившей в себе единственное, что отнять не удастся никому: дыхание свободы в собственном сердце. В сердце, полном огня.
