— Ладно! — прорычала я.
Будут тебе пробы. И генеральная репетиция заодно. Такая генеральная репетиция, после которой ты и думать забудешь обо всех «пробах», которые раньше проводил. А потом… отправишься домой с чувством выполненного долга и готовым взлететь драконом, душ тебе в помощь, задница режиссерская!
Коварный план мести даже немного взбодрил (если можно так выразиться в двух шагах от него).
— О’кей, — выдохнула уже спокойнее. — Предлагаю компромисс.
Гроу приподнял брови:
— Удиви меня, Зажигалка.
— Танцуем. Вместе. Если у тебя встанет, тест на профпригодность засчитывается.
В поисках карманов руки прогулялись вдоль бедер. Карманов не нашли, а вот потемневший взгляд Гроу однозначно говорил о том, что я на правильном пути.
— Не боишься, что у тебя тоже встанет? — хмыкнул он, приблизившись вплотную.
Мне, по-моему, бояться уже поздно.
— Отсюда бежать некуда, и льда здесь тоже нет.
— Тема льда не дает покоя? — поинтересовалась.
Холодный ветер обжигал голые ноги, но даю эти самые ноги на отгрызание, мурашки по коже были вовсе не от него.
— И не только она, — хрипловато-певучие нотки прокатились по телу искрящей волной.
— Избавь меня от своих сексуальных фантазий, — вскинула руки. — Так что?
Драконогад прищурился:
— Заметано. Музыка моя.
— Не вопрос.
— И выбор места тоже.
Прежде чем я успела уточнить, каким образом здесь вообще можно выбрать место (за флайсом, справа от флайса или перед флайсом), Гроу уже шагнул к нему и, легко оттолкнувшись от камня, взлетел на капот, а после на крышу.
— Иди сюда.
Мгновение — и я рядом с Гроу, лицом к лицу. То, что план мести был ну очень хреновый, я поняла, когда наши пальцы соприкоснулись. Эти совершенно ненормальные темные глаза и ладонь, сквозь которую в меня втекало жидкое пламя. Сильная ладонь, жесткая и настолько крепкая, что я даже вздохнуть не успела, как меня уже впечатали в себя. Огнем пронзило от макушки до пяток, а в следующее мгновение в небо ударил его голос и музыка, от которой остановилось сердце.
Этот мир без тебя,
Как пустыня во льдах,
Как бескрайняя ночь, где нет места дыханью…
Сейчас я бы при всем желании не смогла освободить руку. Наши пальцы переплелись, и точно так же переплелись наши тела: я вливалась в него, или он в меня — не суть важно.
Я живу, я дышу,
Все, как прежде, сейчас,
Но со мной постоянно одно осознанье…
Разворот — и мы шагаем по самому краю флайса, по самой кромке сверкающей в лунном свете металлом крыши. Чуть левее — и рухнем с обрыва, начинающегося из темноты пустоши. Манящий высотой, вливающий в кровь адреналин, пламя, желание двигаться в рваном ритме, подчиняясь зовущему за собой голосу: низкому и хриплому, в который врывается колючий ветер в попытке сбить его в пропасть. Вот только голос не прерывается, наоборот — набирает силу, и вместе с ним набирает силу идущий из самого сердца жар.
Эта музыка — ария из постановки «Мир без тебя».
Его исполнение, от которого в груди раскрываются огненные цветы.
Не представляю, ставил ли он ее кому-нибудь до меня, но почему-то сейчас кажется, что не ставил. И шаг назад, который я делаю, чтобы прогнуться над пропастью, и его руки на моей талии, не позволяющие упасть, текучим движением возвращающие назад, все это настолько правильно, остро, ярко, что хочется кричать. Сильные плечи под ладонями и вытягивающийся в вертикаль зрачок, от которого что-то внутри меня окончательно дуреет.
От этого или от короткого прикосновения жестких пальцев к горящим бедрам.
Моя жизнь для тебя
На года, на века.
В бесконечности лет, в переменных эпохах…
Там, где ты, там и я,
Эта правда легка:
Я с тобой навсегда, до последнего вздоха.
Это танец-прикосновение, в котором непонятно, кто ведет, но это и не важно.
Я отступаю, он шагает за мной, резко уходит вправо, и я втекаю в движение следом за ним. Кажется, дыхание уже давно существует отдельно от меня, вместе с тем, кто рычит в звездное небо эту выносящую сердце песню. Это танец-признание или танец-прощание, почему-то мне сейчас кажется, что это именно так, в ритме хлещущей над нами мелодии огня. Разбивающейся о камни, вспарывающей ночное небо и искрами фейерверка осыпающейся вниз на каждом нашем движении. Его ладони скользят по моему телу, мои — по его. Под пальцами жесткая щетина и такие же жесткие пряди волос.
Кадык Гроу дергается, когда я втекаю бедрами в его пах.
Медленно, горячо, жарко.
Я вздрагиваю, когда его ладони ложатся на мои ягодицы.
Жестко, сильно, остро.
Я тебя отпустил,
Потому что был слеп,
Потому что, увы, не готов был признаться…
В том, что чувством зовут,
Что оно для меня
Всех важнее устоев, успехов, сенсаций.
Разворот, в котором я ухожу в арку его рук, чтобы оказаться спиной к нему, вышел неожиданно острым. Чуть подалась назад, позволяя телу вливаться в его и чувствуя, как ладонь на моем бедре становится каменной, а та, что сжимает пальцы, слегка дрожит. Я впитывала дыхание Гроу, как если бы каждый его вздох проходил сквозь меня через курточку. И не только дыхание, я чувствовала его всего. Везде. Каждую напряженную мышцу сильной груди спиной, каменный пресс поясницей и все, что ниже, — чувствительными ягодицами. Мы словно сливались воедино, повторяя друг друга, каждый контур, каждый изгиб тела.
Идеально.
Даже когда я стекала по нему, чувствуя, как его жар наполняет меня, а его хриплый выдох — льющийся из динамиков голос. Когда я медленно поднималась, и горячие ладони скользили по моим бедрам.
Ты права, я сгорал,
Возрождался, но лишь
Для того, чтобы снова с тобой оказаться.
Чтобы рухнуть со скал,
Чтобы в небо взлететь
Только вместе с тобой, и уже никогда не прощаться!
Этот мир без тебя…
Мне не нужен, поверь!
Новый разворот — и мы снова оказались лицом к лицу, резкий рывок выбил из меня дыхание. И меня из меня тоже выбил настолько, что полыхнувшее в глазах Гроу зеленое пламя отразилось во мне, как мое собственное. В воцарившейся тишине расстояние между нами стянулось до точки в считаные секунды. И расширилось до границ падающего на нас неба, когда в губы ударил яростный, сводящий с ума поцелуй.
