Не плевать ли мне, какой у него взгляд?!
— Сегодня вечером у нас ужин. По контракту, — ударило мне в спину. — Образ согласуешь с Геллой после съемок.
Не оборачиваясь, вскинула руку с оттопыренным средним пальцем.
И шагнула под солнце в мир Теарин.
Легко сказать, сложнее сделать. До рощицы, сквозь которую мне-Теарин предстояло идти на берег, я долетела на крыльях гнева, но там у меня кончилось топливо, заряд, а заодно и все остальное. Меня по-прежнему продолжало потряхивать, правда, теперь уже от злости на себя. Сорвалась, как… малолетка! Мало того что выдала ему кучу всего, о чем стоило бы промолчать, так еще и показала свое неравнодушие.
Молодец, Танни!
Зачет!
К злости примешивалось нездоровое желание сбежать за ближайшую скалу: если вчера я изображала перед зеркалом Теарин, представляя себе сцену номер семнадцать, то сегодня все сомнения вернулись. Ладно, может быть, не все, но сама мысль о том, что я могу облажаться у него на глазах, заставляла все внутри переворачиваться. Шмякнувшийся на голову айсберг по-прежнему покалывал лицо иголочками льда, поэтому я отошла на приличное расстояние от съемочной группы, коснулась ладонями дерева и уткнулась в него лбом.
Мне просто надо это сделать!
Сделать так, чтобы у всех глаза на лоб повылазили, как с танцем. Вот только если в танцах я сильна, то сексуальность моя медленно, но верно стремится к нулю, а то и ниже уровня подземки.
О чем Гроу сам недавно заявил.
Я от души пнула ни в чем не повинное дерево. Потом еще. И еще.
Как мне раскрыть то, что во мне запечатано, заколочено и сверху еще придавлено арматурой для верности? И что делать, если при слове «сексуальность» у меня дергается глаз?
— Сцена номер семнадцать?
Голос Рихта.
Когда только подкрасться успел, а?
Обернулась, встречая его взгляд, глубоко вздохнула.
— Ага.
— Танни, если есть какая-то проблема, почему не сказать Гроу?
Да я лучше язык под корень себе откушу, чем скажу ему, в чем проблема.
— Нет никакой проблемы. Просто для меня это представляет определенную сложность.
— Что именно?
— Изобразить страсть.
— Это такая же роль, такая же сцена. — Рихт шагнул ближе. — Нужно просто понять, что за пределами съемочной площадки это не будет иметь значения.
За пределами, может, и не будет, а вот в ее пределах…
— Не бери в голову, — буркнула я, направляясь в сторону мельтешащей вдалеке группы.
Еще бы кто дал мне пройти: Рихт перехватил меня за плечи и внимательно заглянул в глаза:
— Ты же понимаешь, что я буду рядом?
— И это должно меня утешить?
Он пропустил мою шпильку мимо ушей.
— Когда я первый раз вышел на съемочную площадку, меня тошнило, — произнес, чуть подтягивая к себе.
— Тебя?! Не верю.
— Никто не верит. Короче, я позорно сбежал в туалет после первого дубля и…
— Фу-у-у, Паршеррд! — Я стукнула его по плечу. — Даже если ты сочинил это, чтобы меня встряхнуть, все равно фу!
Рихт улыбнулся.
— Вообще-то, не сочинил, — сказал он, и я приподняла бровь. — Мои первые съемки состоялись, когда мне было семь лет. Страх — это нормально. Особенно когда задаешь себе слишком высокую планку, а на площадке с Гроу иначе быть не может. Но есть еще такое слово, как «команда», Танни Ладэ. Команда — это когда мы работаем вместе, и если ты оступишься, я прикрою. Перетяну кадр на себя, сыграю за двоих. Просто пойми это, и станет легче.
Мне сейчас стало. Правда.
Даже не хотелось больше сбежать за скалу или от его взгляда, и даже иглы выпускать, как переср… испугавшаяся иглорыцка, больше не получалось.
— Вчера я готовилась, — в общем-то, сказала правду. — Сегодня не успела, поэтому…
— Такие сцены лучше брать без подготовки. — Рихт внимательно смотрел на меня. — Потому что чем больше ты о ней думаешь, тем больше перегораешь.
Чем больше я о ней думаю, тем больше у меня волосы шевелятся.
Везде.
— Больше того, с одного дубля. Повторная прокрутка сбивает накал. В тебе самой. Как ты выразилась, изображать страсть не получится.
— Если бы кто-то это видел… Сеанс психотерапии от Даармархского специально для Ильеррской.
— Продвинутый курс, — фыркнул Рихт.
Он наклонился ко мне, закрывая солнце, из-за чего глазам тоже стало гораздо легче. Я облизнула губы, запоздало вспомнив, что на мне грим. Гелла убила кучу времени, чтобы замаскировать эту дурацкую трещину на губе. Надеюсь, она не видна.
Ну и о чем я думаю сейчас?
— Закончили? — рычащий голос Гроу прокатился по впивающимся в сердце осколкам высоким напряжением.
Рихт отпустил меня и обернулся: недодракон стоял, широко расставив ноги, зацепившись пальцами за карманы, кое-как держащихся на бедрах джинсов.
— Еще одно «провисание», и штраф вкачу обоим.
Рихт шагнул было к нему, но я опередила.
— Штраф? — мило улыбнулась. — За что? У нас генеральная репетиция.
Гроу прищурился:
— Не терпится зажечь, Ладэ?
От того, как он выделил мою фамилию, внутри все полыхнуло.
— Угадал, — вернула ему прищур, — аж вся горю.
Не дожидаясь ответа, резво рванула в сторону исходной точки, откуда мне предстояло выходить. Там уже собрались все, кто нужно, вверху парила камера, помимо нее заметила еще две.
— Все на позиции, — прорычал Гроу.
Хотя все и так были на позициях: как породистые виары на выставке делали стойку, чтобы не прогневать великого режиссера еще больше. Великий наступал со спины, это я чувствовала всей кожей.
— Приготовились.
Я расправила плечи и вскинула голову.
— Полетели!
— «Танцующая для дракона», сцена семнадцать, дубль первый.
Вперед я шагнула, как в бездну. Пальцы даже почти не путались, когда я расплетала волосы, которые Гелла укладывала столько времени. Дыхание отмеряло шаги и кончилось, когда я вышла на берег и увидела Даармархского. Он стоял спиной ко мне по пояс в воде, под кожей перекатывались мышцы. Споткнувшись, словно о невидимую черту, замерла.
Капельки воды блестели на коже, потемневшие волосы казались тяжелыми и блестящими, как чешуя черных драконов.
— Ты всерьез считаешь, что я не чувствую тебя, девочка?
Разворот — стремительный, яростный — и взгляд в упор и навылет. Широкие плечи и шрам, текущий на грудь. Ожог, оставленный пламенем, похожий на те, что каждый взгляд Гроу оставлял на моей коже. Мощная грудь и живот, покрывало воды колыхалось у самых его бедер. Мне воды здесь будет по талию.
