Программа была великолепной. В ней царствовал Перкинс. Его помощник Джим проделывал страшные трюки со змеями. А страховая компания Mutual of Omaha без сучка без задоринки выдавала рекламу «Львы спариваются раз за разом, день за днем, вот такая же страховка от пожара пригодится и вашему дому».
К несчастью, у Перкинса было весьма неправильное эволюционное мышление. Вот как это выглядело в его программе. Рассвет в саванне, у реки толпится стадо диких животных. На другом берегу трава зеленее, но стадо не решается переправиться, потому что в реке плавают хищные крокодилы. Животные топчутся в нерешительности, но вдруг вперед выходит старый зверь и говорит: «Ради вас, дети мои, я пожертвую собой» – после чего прыгает в воду. И пока крокодилы заняты этим смельчаком, остальное стадо переправляется на другой берег.
С чего бы старому зверю так поступать? Марлин Перкинс с патрицианской уверенностью отвечает: потому что поведение зверей направлено Во Благо Своего Вида.
Ага, поведение эволюционирует за счет сил группового отбора во благо своего вида (группы). С этой идеей выступил в начале 1960-х гг. Веро Копнер Винн-Эдвардс, которого из-за ошибочности его представлений называют теперь Ламарком эволюционной биологии
[296]
{541}.
Животные не поступают на благо группы. Но как же быть с тем старым зверем? Присмотритесь, и вы увидите, что произошло на самом деле. С чего бы ему лезть на рожон и становиться звездой дня? Он был больным и слабым. «Во благо своего вида!» – угу, конечно, держи карман шире! Этого старика просто столкнули в воду.
С групповым отбором расправились, разобрав и теоретически, и на практике примеры поведения, решительно с ним не согласующиеся. Основную работу проделали два трибуна эволюционной биологии – Джордж Уильямс из Университета штата Нью-Йорк в Стоуни-Брук и «оксфордский Билл», как называли Уильяма Дональда Гамильтона
{542}. Вот перед нами общественные насекомые, у которых большинство особей – это рабочие, которые не размножаются. Зачем же им ради помощи королеве отказываться от собственного размножения? Конечно, в силу группового отбора. Гамильтон показал, что у эусоциальных насекомых – пчел, муравьев, термитов – особая генетическая система, которая превращает колонию в единый сверхорганизм. Поэтому с таких позиций вопрос «Почему рабочие муравьи отказываются от размножения?» звучит примерно как «Почему не оставляют потомства клетки носа?». Иными словами, общественные насекомые являют собой уникальный тип «группы». Уильямс затем работал над вопросом, как виды с обычной, а не «эусоциальной» генетикой соотносятся с идеей группового отбора. И выяснил, что животные не ведут себя как-либо во благо вида. Они ведут себя таким образом, чтобы как можно большее число копий своих генов передать следующим поколениям
[297].
Докинз емко отразил эту эволюционную идею в заголовке своей знаменитой книги «Эгоистичный ген» (The Selfish Gene)
[298], именно такими словами и описывается базовая идея социобиологии. Пришло время разобрать ее по кирпичикам.
Индивидуальный отбор
Чтобы передать как можно больше своих генетических копий, следует максимизировать размножение, и данный путь – самый прямой. Как говорится, курица – это всего лишь средство для яйца произвести новое яйцо. С подобного ракурса поведение тоже выглядит как эпифеномен, средство для передачи генов череде потомков.
Индивидуальный отбор лучше, чем групповой, справляется с объяснением основных элементов поведения. Вот гиена набрасывается на зебру. Что сделает другая зебра, будь она настроена на групповой отбор? Не покинет поля боя и будет стоять насмерть за подругу и остальных членов общества. А если она настроена на индивидуальный лад? Тогда, наоборот, пустится наутек. Зебры точь-в-точь это и делают. А собственно, гиены, которые только что убили зебру, – как они себя поведут? Групповой отбор в действии – гиены спокойно едят по очереди. Индивидуальный отбор в действии – неистово бросаются на тушу, чтобы как можно больше себе отхватить. Именно это и происходит.
«Погодите-ка, – скажет сторонник группового отбора, – разве весь вид зебр не выиграет от того, что спасутся самые резвые их представители и как раз они передадут потомкам свои гены быстрого бега? То же самое верно и для самой свирепой гиены, которая сумеет добыть больше пищи».
Чем больше мы наблюдаем примеров поведения, тем труднее оставаться в рамках концепции группового отбора, тем изворотливее аргументация. Но одно наблюдение полностью сокрушило эту концепцию».
В 1977 г. приматолог Сара Блаффер Хрди сообщила нам нечто примечательное: в Индии, в горном районе Абу, мартышки лангур убивают себе подобных
{543}. В принципе известно, что у приматов самцы убивают друг друга в драках за доминирование – дело ясное, парни есть парни. Но Хрди говорила вовсе не об этом, в ее случае самцы лангуров убивали детенышей.
Трудно было не поверить Хрди, т. к. задокументировано все оказалось очень аккуратно, а раз так, то придумали наипростейшее объяснение. Если очаровательный вид малыша не смог сдержать агрессию, значит, произошло нечто патологическое
{544}. Возможно, плотность популяции лангуров в Абу достигла критического значения, животные голодали и агрессивность самцов превысила норму – или самцы-убийцы были на самом деле зомби. В общем, клинический случай.
