– Короткими очередями. По окнам. Бей! – крикнул Максим. – На подавление! Не давайте им высовываться!
– Есть! – ответил Васков, который принял командование головным отрядом прикрытия с тремя курсовыми пулеметами
[16].
– Петренко! Сидоров! Ко мне!
Бойцы быстро подбежали и доложились. И уже спустя пару минут поручик вместе с ними подползал к окнам крепкого кирпичного дома. Да не с пустыми руками – у каждого было по четыре гранаты РГ-12.
Максим прислушался.
В доме раздавались отрывистые команды на немецком языке. Топот подкованных сапог. Пыхтение.
Осторожно инициировав первую гранату, поручик забросил ее в разбитое пулями окно. И крикнул, сбивая врага с толку:
– Merry Christmas! – Да, по-английски. Но это единственное, что пришло ему сейчас в голову.
Бах!
Гулко взорвалась граната в помещении. Кто-то застонал. Кто-то закричал. Кто-то рухнул. Зазвенела разбитая посуда. Задребезжали какие-то железяки.
Поручик кивнул своим бойцам, и те повторили его прием, активировав гранаты и забросив их в ближайшие окна. Более того, даже выкрик повторили зачем-то. Хоть и жутко коверкая непривычную фразу.
Бах! Бах!
Последовали два взрыва удачной и довольно плотной серией.
Новая волна криков и шума.
Максим рукой указывает Васкову на входную дверь. Дескать – открывай. И один из пулеметов дал короткую очередь по этой деревянной преграде. Только щепки в разные стороны полетели.
Поручик поддел кончиком взведенной гранаты дверь и закинул ее внутрь. Даже не столько закинул, сколько запихнул.
Бах!
Рванула РГ-12, срывая дверь с петель. Ну и приложив неслабо бойцов в холле, что решили встречать штурмующих бодрыми залпами из винтовок.
Поручик аккуратно заглянул в проем и сразу же убрал голову обратно. А там, где она была, просвистело несколько пуль.
Васков оперативно отреагировал на эту угрозу, всадив пару коротких очередей в темноту холла. Максим же, воспользовавшись этим прикрытием, метнул гранату как можно глубже в холл. Сразу как пулемет замолчал и забросил, стоя наизготове.
Бах!
Взорвалась РГ-12. И сразу же слева и справа от него последовали пистолетные выстрелы. Это Петренко с Сидоровым заглянули в выбитые окна и добавили отвлекшимся на взрыв солдатам противника.
Взяв пистолет в правую руку, а взведенную гранату в левую, Максим ринулся в коридор.
Там творился полный разгром. Валялись изломанные тела, разгромленная мебель, битая посуда, штукатурка…
Глянул в прилегающие комнаты. Та же картина.
«Человек тридцать» – пронеслась в голове поручика мысль, оценивающая разгром. Все в форме. При оружии. Явно бодрствовали. Может быть даже и ждали. Для его отряда – очень неприятный сюрприз был бы, если бы Максим действовал по старинке. А так. Совместив ослепление фарами с пулеметным огнем на подавление, он смог обеспечить надежную поддержку штурма. И, подойдя вплотную, закидать ребят гранатами. Теми самыми, которые еще не вошли в практику полевых войск. Так что подготовились немцы неплохо. В глухой обороне в таком крепком доме можно и от пехотной роты часами отстреливаться, дожидаясь подкрепления. Кто же знал, что поручик сломает все их планы, действуя по другому шаблону?
Тем временем Петренко и Сидоров устремились за ним. Предварительно закинув по паре гранат в окна второго этажа. Ведь именно так приказал им командир, кратко инструктируя перед началом штурма.
А от машин подтянулось еще одно звено в четыре бойца под командованием ефрейтора Сапрыкина. Эти ребята должны были занять первый этаж и подавить остатки сопротивления.
Сразу после серии взрывов на втором этаже Максим ринулся наверх по лестнице. Глупо упускать удобный момент.
Бам. Бам. Бам. Задергался в его руке пистолет. Посылая пули в скрюченные тела.
Резкий шаг в сторону. Бросок гранаты в комнату, откуда послышались голоса.
Бах!
Сзади подоспели Петренко и Сидоров. Они тоже начали стрелять. В пыли, конечно, можно и генерала пристрелить. Но у тех сейчас должна быть очень характерная форма – либо в кальсонах навыпуск, либо галифе на подтяжках. Ни с чем не спутаешь. Ведь солдаты-то явно бдели всем табором. Видимо, ночная смена, отдохнувшая днем.
Вдруг откуда-то из тени выскочил солдат с винтовкой и ринулся на Максима, сверкая примкнутым штыком. Петренко успел вовремя оттолкнуть командира, но сам не увернулся от удара.
Бам. Бам. Бам. Выпустил он последние пули из пистолета в нападавшего, уже воткнувшего ему в живот штык-нож. Стреляя больше рефлекторно, чем осмысленно. Оба начали оседать. А винтовка в руках немца выворачиваться, разрывая штыком внутренности русского солдата. Когда они осели на пол, то были уже мертвы. Оба.
Собственно, это был последний аккорд боя. Сопротивления противник больше не оказывал. Кто-то был убит, кто-то ранен, кто-то оказался оглушен и контужен близкими взрывами гранат в закрытых помещениях. В частности, таковыми оказались оба генерала. Гинденбурга обнаружили за поваленным на бок крепким столом с толстой дубовой столешницей, изрядно поврежденной осколками и пулями. Он там кряхтел и вяло шевелился в полной дезориентации. А Людендорф беззастенчиво валялся на полу без всякого признака сознания. Если бы не кровь, немного выступившая из ушей, можно было подумать, что спит.
Дело сделано! Генералы захвачены! Хотя, если их убило бы, невелика беда приключилась. Но живьем всяко лучше.
– Сапрыкин!
– Я!
– Собрать оружие и боеприпасы.
– Есть собрать оружие и боеприпасы! Что делать с ранеными?
– Ничего. Если бузить не будут, то пусть и валяются.
– Есть!
– И пришли сюда четверых бойцов. Будем этих босоногих грузить, – кивнул Максим на Гинденбурга и Людендорфа. Те явно спали и не успели ни одеться, ни обуться, как поручик и предполагал. – Все, исполняй!
Ефрейтор ускакал. Сидоров начал собирать оружие на втором этаже. Забрав его в первую очередь у генералов. По совету командира, разумеется. А то еще очухаются и устроят цирк с конями. Эти могут.
Сам же Максим занялся поиском начальственных портфелей. Куда уж без них? По идее, там должны были находиться самые ценные сведения. Хотя, по закону подлости, могли оказаться и две-три колоды «штабных» карт да початая бутылка шнапса.
Прибежали четверо бойцов. Начали паковать генералов. Поднялся один солдат Сапрыкина, занявшийся выносом трофейного оружия. И Максим вышел на улицу. Сел на скамейку под окном. Расстегнул воротник и потер лицо ладонью.
