– Сдается, доводилось мне видеть такие стрелы, – мрачно произнес Еремеев.
«Серьезная потеря. Видать, здесь подобными стрелами всех волшебников норовят подстрелить, чтобы защитные амулеты не помогли, – размышлял он. – Только подумаешь, что тебе ответят на накопившиеся вопросы, как человека раз – и нет. А ведь именно через него я и намеревался выйти на других, кто мог бы остановить этого Тадеуша. Теперь придется самому решать проблему. И помощников нужных подбирать».
– И кто сейчас вместо сержанта?
– Прислали какого-то ляха. Лютует, как зверь. Чуть что не по его – сразу в морду. Уже двое влезли в долги и внесли откуп, лишь бы покинуть лагерь. Многие мечтают в бега податься, но нынче вон скока охраны понаставили.
– И велик откуп?
– Десять злотых. Такие деньги только у родителей Вацлава имеются, но его нынешний сержант не трогает, наоборот, всем в пример ставит.
«Кто же это додумался к русским волшебникам приставить иноверца? Уж не для того ли, чтобы они позабыли и то, что умели?»
– Фрол, как думаешь, пойдет ко мне на службу кто-нибудь из ополченцев, если этот откуп за них внесу я?
– У тебя завелись такие деньги? – Старик еще раз окинул земляка взглядом с головы до ног.
– Имеются, но нужны по-настоящему надежные ребятки, кто в беде не подведет.
– Знамо дело, пойдут. Хуже, чем сейчас, точно не будет.
– Сможешь подобрать пятерых? Надобно двоих с атакующей магией, пару с оборонной и одного целителя.
– Ты, никак, армию решил собрать? – Старик покачал головой. – А меня возьмешь?
– Несомненно. Земляки должны помогать друг другу. Кстати, а ты где живешь?
– Где работаю, там и ночую.
– То есть проблем с переездом не будет?
– Да хоть сейчас могу собрать свой сидор и отправиться куда глаза глядят.
– Замечательно. Вечером приходи… Слушай, тут поблизости имеется какая-нибудь харчевня? Только не «Потьма».
– Недалече стоит «Жирный налим», там самую свежую рыбу подают. Утром из Днепра выловят, вечером приготовят.
– Фрол, а отобранных тобой волшебников туда вытащить не получится? Хотелось бы с ними сперва переговорить, прежде чем деньги вносить.
– Под клятву, да за один серебряный их должны выпустить до ночи, – ответил старик.
«Уж не ту ли страшную, которая в моем исполнении Зарину сильно напугала? Неужели все так боятся ее нарушить?»
– Тогда пусть приходят. Ужин за мой счет.
– Лады. – Старик улыбнулся. – Я с вещами сегодня приду?
– Конечно, мы же договорились.
Довольный Фрол покинул лавку, после чего к Еремееву подошел Годим:
– Теперь куда, командир?
– Надо в Успенский храм наведаться. Далеко отсюда?
Карту Александр спрятал в тот же карман, где лежала малахитовая пластинка. Доставать ее на людях он опасался.
– На извозчике за четверть часа будем у кремлевских стен. Внутрь меня не пропустят, а ты покажешь лицензию да пояснишь, что в банк зайти нужно. Дабы они не сомневались, кинешь по десять грошей каждому.
«И тут коррупция куда ни глянь. Ну да, издавна повелось: «Не подмажешь – не поедешь». Так и живем».
Кремлевская стена окружала центр города, где находились самые богатые здания. Годим еще издали показал командиру золоченые купола Успенского собора. Еремеев миновал стражников, предъявив документ и оплатив негласную пошлину, после чего спешно направился к величественному сооружению.
– Могу я переговорить с отцом Пафнутием по ореховому делу двухлетней давности? – спросил он служку у входа в храм.
Пока тот бегал искать нужного человека, Александр, задрав голову, любовался великолепным зданием и размышлял:
«Пароль, что ли, у них такой? Уж наверняка ни о каких орехах не может идти речь. Но меня просили произнести именно эти слова».
– Никита? – раздался голос. Спрашивал полноватый мужчина в темно-серой рясе, пристально вглядывавшийся в лицо Еремеева.
– Я, – сознался тот.
– Можешь показать документ?
– Документы у меня, святой отец, на другое имя, – ответил Александр.
– И какое ты носишь нынче?
– Данила.
Батюшка возвел глаза к небу и беззвучно произнес слова молитвы.
– Следуй за мной, Данила. Ты тот, кого я жду больше года.
«Знал бы он, как меня зовут на самом деле, – то-то бы удивился. Хотя с этой мистикой чаще мне приходится впадать в ступор. Ждет он именно меня больше года. Спрашивается – зачем?»
Еремеева провели в крохотную комнатку без окон, освещаемую двумя масляными лампами, висевшими над столом. По обе стороны от него стояли стулья. Батюшка предложил присесть.
– Сказывай, что стряслось с Данилой Яриловичем?
– А кто это? – Еремеев где-то слышал имя, но не мог сразу вспомнить.
– Только он знал о деле, которое мы обсуждали с ним за этим ореховым столиком два года тому.
– Рачинский? – наконец всплыла в памяти нужная фамилия. – Владелец Троицкого?
– Он самый.
– А я и не знал, что это был он, – грустно произнес Александр.
– Был?
– В тюрьме Крашена я нашел человека, прикованного цепями к стене. Имени своего он не назвал, но обрадовался, когда услыхал, что меня Никитой зовут. Попросил зайти в Успенский собор к отцу Пафнутию. И умер.
– Видать, все же достал его пан Тадеуш. Жаль, хороший был муж. – Батюшка тяжело вздохнул. – Однако думать следует о живых, Данила. Переверни-ка стол.
Гость выполнил просьбу и по указанию отца Пафнутия открутил одну из массивных ножек. Из полости внутри священник сначала вынул бумаги, а потом вытряхнул перстенек.
– Тут документы, кои выписаны на жену и сына погибшего. На перстне герб рода Рачинских, он же – печать для важных документов. Тебе следует вывезти женщину и дитя из Смоленска в безопасное место. Слуги Тадеуша с ног сбились, их разыскивая.
– Почему ты считаешь, что у меня получится? Может, оставить все как есть?
– Негоже знатному роду в нищете прозябать да по окраинам прятаться. Того и гляди – на зуб какой-нибудь зверюге попадут.
«Особенно если не зарядить алтарные камни. Пожалуй, их действительно следует вывезти. Когда же все это успеть?»
Священник назвал место, где следует искать семью Рачинского, и слова, какие нужно сказать, чтобы его беспрепятственно пустили в дом.
«Ну и жизнь – прямо тайны Смоленского двора! Неужели шляхтич выпытывал у Рачинского, где тот спрятал именно эти вещи, а тот не сознался? Да не поверю, чтобы человек под пытками не заговорил».
