– Был. До вчерашнего вечера. А потом нашлась пара важных бумажек, в которых латинскими буквами четко прописано, что пан Тадеуш – та еще гнида. Думаю, шляхтича теперь все службы Смоленска ищут.
– Добре! – Буяна эта весть особенно обрадовала. – Он бы нам точно жизни не дал. А бумажки, случаем, не ты отыскал?
– Это долгая история. Пан Тадеуш слишком упорствовал в своих кознях против меня… Я и в камеру-то угодил его стараниями. В общем, за что боролся, гад, на то и напоролся.
– Тюрьму-то хоть не развалил? – усмехнулся Буян. Расспрашивать про Зарину он не решился.
– Почти. Возник небольшой пожар в кабинете начальника. Но тот сам виноват: что за дела – к нему гости, а он стрелять? Я же только спросить хотел. – Еремеев предложил идти в деревню.
– Спросил?
– У мертвого? Нет. Но мы и без него нашли ключи от камер. Ладно, чего мы все обо мне да обо мне. Ты лучше расскажи, как с новобранцами?
– Собрал отряд из двадцати пяти человек, – начал рассказывать ветеран. – Ребятки молодые, половина неплохо умеет стрелять из лука, семерых определил в лучники, столько же у меня арбалетчиков. Десяток – элита, дал им ружья. Токмо стрелять пока не разрешаю, патроны жалко. Пусть сначала научатся ружье правильно держать.
– Согласен, каждый выстрел денег стоит, но это неизбежные траты. Будут потом мазать в бою – погибнут, и ни за какие деньги их не вернуть.
– Тоже верно, командир. Людей беречь нужно, хоть желающих в отряд еще десятка три имеется. Со всей округи собрались, и это лишь те, кто что-то смыслит в ратном деле, остальных я сразу домой отправлял.
– А этих?
– С тобой сначала потолковать хотел. Думал, против Тадеуша бойцов надо больше иметь, но раз он сбежал…
– Собирай отряд до полусотни, – припомнив разговор с отцом Серафимом, сказал командир. – Упор делай на стрелковую подготовку. Когда твои сослуживцы прибудут?
– Двое уже здесь, помогают. Еще пятеро могут дня через два подтянуться.
– Там у Радима еще четыре пистоля возьми, в тюрьме разжился.
– Добре, – заулыбался ветеран.
– Как твои постояльцы? – Александр постоянно думал о вдове и сыне бывшего владельца Троицкого, ведь он нес ответственность еще и за них.
– Обживаются помаленьку. Малой уже с деревенскими детишками бегает. Меня дядькой кличет, добрый хлопец растет. Добравушка тоже оттаяла, уже не пугается каждого шороха. – С Буяна моментально слетела вся суровость, когда он начал говорить о семье Рачинского.
– Скажи, у тебя родня есть? – Еремеев только сейчас задал этот вопрос.
– Была, командир, да не уберег я их. Степняки.
– Извини, не знал. – Александр смутился.
– Давно бобылем хожу, – отмахнулся воевода.
– Да, хотел спросить… – наконец Еремеев перешел к самому для него важному. – Горислава в деревне?
– Пока здесь, но, чую, уедет вскорости. Сама не своя ходит после побега сестры.
– Где я могу ее найти?
– А она в этой избе живет. – Буян кивнул в сторону домика, примостившегося на краю деревни. Кстати, девка уже пару минут за нами из окошка наблюдает. С тобой небось говорить желает.
– С чего вдруг?
Словно услышав, что разговор о ней, Горислава отворила дверь и вышла на подворье. Помахав рукой, направилась к мужчинам.
– Кто их, красавиц, знает? Только будь начеку. Девка явно не в себе.
– Постараюсь. – Еремеев заметил тревогу в глазах ветерана. Тот не стал дожидаться, когда Горислава подойдет ближе. Попрощавшись, отправился дальше.
– Данила-купец, вот ты мне скажи… – напористо начала девушка.
– Здравствуй, красавица. Ты не представляешь, как я рад тебя видеть. – Александр даже обнял опешившую девушку. – Не обиделась? – на всякий случай спросил он.
– Нет. – Горислава чуть не забыла, по какому поводу собиралась поругаться с Еремеевым.
– У меня к тебе дело на сто тысяч миллионов.
– Это много? – Она посмотрела на мужчину с опаской.
– Немало, – уверенно ответил он. – А дело в том, что мне бы очень хотелось снова подпасть под твое проклятие.
– Тебе жизнь наскучила? – Брови красавицы взлетели вверх подобно птицам.
– Не так чтобы совсем, но без одного человечка жить с некоторых пор стало очень тоскливо. А ведь я с ней даже не объяснился, некоторые сволочи не позволили.
– Надеюсь, не про сестру говоришь? – угрожающе спросила Горислава.
– Конечно нет. Эта обманщица очень коварно воспользовалась моим состоянием…
– Причем раньше меня! – глядя вдаль, металлическим голосом подтвердила Горислава. – Но повторное проклятие – почти верная смерть, Данила.
– Почти? – ухватился за соломину Александр.
– Исключения всегда случаются, – неохотно подтвердила она. Задумалась, но все же решила объяснить условие: – Ты сумеешь сутки кряду не отказать ни единому существу?
– Постараюсь.
– Это не все. Есть сложный ритуал, мне его как-то бабка показала, после которого начинается отчет времени. Потом, если за сутки посмеешь сказать «нет» или не выполнить чью-то просьбу, – смерть в муках.
«А говорят, не бывает средства от неуступчивости. Вот же оно! Конечно, страшно проверять на себе, но уж очень хочется доказать одной особе, что она не права!»
– Что нужно для ритуала? – Еремеев колебался не больше минуты.
– Твоя решимость и мое умение.
– И то и другое у нас с собой, – подытожил Александр. – Тогда чего мы ждем?
– Мне сдается, ты не представляешь, на что идешь. Любой человек может попросить то, чего ты сделать не в состоянии, а отказать будет нельзя.
– А мы поступим так: после ритуала ты проводишь меня к дому, где я запрусь, а сама скажешь людям, что я две ночи не спал и хочу отдохнуть. Могут же они хотя бы на сутки оставить человека в покое?
– Хорошо, но ты представляешь, сколько мне будешь должен?
– Об этом потом. Долги я всегда возвращаю, хоть, может, и не за один раз.
– Я это запомню, – усмехнулась Горислава. – Идем к лесу, не хочу, чтобы нас кто-нибудь видел.
Она выбрала полянку и заставила Еремеева встать в ее центре.
– Начнем? – Дождавшись кивка Александра, добавила: – Тогда смотри не упади.
И принялась ходить по кругу.
Медленное плавное движение ее понемногу ускорялось. К нему добавлялись грациозные взмахи рук, повороты, прыжки… Горислава танцевала. Поначалу Александр отслеживал каждое па танцовщицы, однако затем ее образ незаметно слился воедино с окружающим пейзажем. Предметы потеряли четкие очертания, зато сами ожили: теперь плясали деревья, кусты, облака на небе…
