Покончив с делами, пошли к выходу из города, где должны были встретиться с Алишей и ребятами. Они еще утром покинули город, чтобы исполнить волю архонта и позаботиться о наших лошадях.
Авасий, игнорируя жару, накинул на плечи плащ, скрепив его концы большой железной булавкой, вышагивал за мной, горделиво посматривая на прохожих. Наблюдая за ним, я успокаивался, оправдывая расходы: ребята будут рады получить плащи.
Оказавшись за городским валом, но еще на горе, я невольно остановился, восторгаясь. Как хороша эта дикая, девственная, роскошная природа! Река и водоносные балки, изумрудные луга и темные рощи, звуки птичьи во множестве, что и не разберешь, какая сейчас прокричала над головой. А главное, воздух особый. Просто дышать – удовольствие!
Ребят мы нашли там, где и договаривались – вверху по реке от моста, на дальнем от Гелона бережке. Притопали вовремя: Алиша варила кашу. От костра пахло мясом. Спросил, откуда? Оказалось, Лид удачно поохотился на уток. В пределах видимости, недалеко от костра пощипывали сочную траву наши кони. Ребята возились с чем-то у реки. Пошел к ним и, когда рассмотрел ворох оружия, из которого извлекалось то копье, то топор и прибрежным песочком с них счищалась ржавчина, удивился:
– Откуда все это?
– Родичи Силака дали! – прокричал Лид, потрясая над головой клевцом. – Есть еще горшок со стрелами и десяток щитов!
«Хорошо, что меня там не было: отдал бы им тела за просто так…» – подумалось, но и радости особой я не испытал. Хотя, конечно – оружие и стоимость высокую имеет, и без него в этом мире не обойдешься.
С Аристидом встретились, как уговаривались. Солнце еще не встало, когда мы подъехали к южным воротам. Все это было два дня назад. Сейчас мне кажется – давно. Когда же вернется Мазий? Он ускакал в разведку, двигаясь по равнине, не упуская из виду извилистую, разбитую тысячами колес дорогу, серым шрамом рассекающую золотую с зеленеющими холмами степь.
* * *
Мазий вернулся, когда на посеревшем небе появились первые звезды. Он еще скакал, а над засыпающей степью звенел его голос, обгоняя разгоряченного коня:
– Номады!
Сколот-номад и сколот-пахарь – разные люди, хотя и молятся одним богам, одинаково одеваются и говорят, понимая друг друга. Оседлый и кочевой скиф всегда встречаются со скрытой неприязнью. Пахарь видит в кочевнике опасного человека, разбойника, а тот считает хлебороба полурабом, смотрит на него свысока, презирает его за труд и страсть к оседлому образу жизни. Сколот-номад и сколот-пахарь оба торгуют с эллинами, но по-разному. Первый берет в обмен на свой скот оружие, золото и вино, готов при этом вступить в спор и даже ссору.
Второй может взять в долг под будущий урожай, старается сохранить с колонистами хорошие отношения, приобретает у эллинов бронзу, железные лемехи, посуду, цветные ткани и считает, что при всей хитрости греков с ними можно вести дела. Пахарь не проявляет страсти к разгулу, как это делает его кочевой собрат, старается запасти что-нибудь на черный день, а не жить только сегодняшним. Поэтому Мазий, повстречав в степи кочевников, так всполошился. Кто знает, что им может прий ти в голову, когда они увидят наполненные ценными товарами возы Аристида?
И закипела работа. Снова впрягали в повозки животных и тянули подводы на ближайший холм. Там с быков снимали поклажу, а возки выстраивали в круг. Костры, горящие в низине, тушить не стали. Все одно, если богам угодно, номады рано или поздно о караване узнают. Важно быть готовым дать разбойникам достойный отпор. Ведь у них тоже есть дети и женщины, скот, о котором нужно заботиться. Не каждый кочевник готов рисковать ради сомнительной наживы своей жизнью.
Степь под покровом ночи, затянутая по низинам туманами, конечно, уже не восхищала путника своим простором, обаянием нетронутой красоты, но поражала задумчивой тишиной. Я кутаюсь в плащ и удивляюсь безмолвию вокруг. К добру ли это? И тут же осекаюсь – не накаркай! На заре расталкиваю братьев и падаю на согретое их телами место. Сразу засыпаю.
* * *
Спустя три дня после тревоги, поднятой Мазием, на нашем пути стали встречаться степные широкие тропы, истоптанные копытами лошадей и быков, обильно унавоженные.
– Это прогоны для скота, – пояснил Аристид, – по ним гонят стада и табуны из степи в Ольвию, Никоний и Тиру.
Вскоре его пояснение нашло подтверждение: наш караван обогнал большой гурт овец. Его сопровождали конные пастухи с луками и копьями и тучи назойливой мошкары. Лица всадников совсем почернели от загара, под цвет засаленным войлочным башлыкам. Их собаки, похожие на лаек, бросились навстречу незнакомым людям с яростным лаем, но были остановлены окриками пастухов. Псы вернулись к хозяевам, виляя хвостами, а запыленные и усталые скифы медленно провожали глазами караван богатого торговца, наверное, сожалея о присутствии вооруженных охранников. Быки с солидными вьюками и груженые подводы вызывали уважение к их владельцу, и затаенное желание встретиться с караваном ночью, подальше в степи. Хоть я и не могу прочесть мысли пастухов, но иначе истолковать их взгляды у меня не получается. Еще одна бессонная ночь и муторный, наполненный головной болью день ожидают меня.
* * *
Почему-то все в нашем караване, и я не стал исключением, предполагали, что нападение плохих людей возможно только ночью, но случилось оно днем, когда солнышко указывало на полдень.
Одинокий всадник в эллинском, сверкающем на ярком солнце шлеме с султаном из фазаньих перьев ехал не спеша. И караванщики, видя его царственную осанку, сами останавливали быков и лошадей. Бронзовые чешуйки на красной рубахе от солнечного света казались золотыми, а поверх брони тот сколот носил желтый кафтан, отороченный блестящим мехом. На уздечке его коня топорщились высушенные скальпы с длинными русыми и черными волосами, а у ног воина глухо постукивали друг о друга мумифицированные человеческие головы, нанизанные на кожаные ремни, привязанные за медные кольца, пришитые к попоне. За спиной воина болтался овальный щит и горит, в правой руке всадник держал копье. Весь его вид внушал ужас, а пронзительный взгляд замораживал кровь погонщиков.
Караван остановился, и из своего возка вылез Аристид, наверное, чтобы поинтересоваться причиной задержки. Увидев всадника, торговец замер и схватился за дугу повозки. Я понял, что дела наши плохи. Подъехал к сгрудившимся вместе ребятам и зашептал:
– Лид и Мазий, луки в руки и следите за этой стороной! Олгасий и Олкаба – за другой! Алиша, спрячься пока… Авасий, держи копье покрепче, за мной!
Неспешно двинулся навстречу одиночке, все еще решая, кто опаснее – он или его подельники, в скрытном присутствии которых я не сомневался.
Наглец между тем спокойно подъехал к Аристиду и стал что-то ему говорить. Наверное, неприятное. Купец еще крепче вцепился в дугу на возке и стал озираться, выискивая меня взглядом. Когда наши глаза встретились, сомнения, если они еще и оставались, тут же испарились. Сколько мольбы и надежды я прочел в его глазах!..
