* * *
Вечереет. Погода не так уж плоха: не солнечно и не пасмурно, так, серединка на половинку. Сквозь серые влажные тучи время от времени проглядывают солнечные лучи, но скоро бордовый блинчик закатится за горизонт и небо нахмурится. Давление, наверное, стремительно падает – глаза закрываются, хочется спать.
Стали у заболоченной балки с небольшим, цветущим озерцом. Животные пьют прямо из него. В котлы воду набираем из замшелого сруба с ключевой водой. В двухстах метрах от места стоянки шумит дубрава. Когда проезжали опушкой, насобирали сухих веток. Теперь, может, и не придется под утро замерзнуть.
Первыми в дозор идут братья – Олгасий и Олкаба. Молодцы, берут с собой копья, щиты и поднимаются по крутому склону наверх!
– Ох, и устала же я! – вздыхает Алиша и устраивается у костерка, а головой на моих коленях. Поглядываю на дремлющих в ожидании ужина ребят и только вздыхаю. Я не весельчак, как Лид, и не Авасий – из которого слова не вытянешь, и сейчас не прочь поговорить с кем-нибудь…
Булькает в котле каша, и, кажется, ее нужно время от времени помешивать, чтобы она не пригорала. Тянусь к палке-мешалке, воткнутой в ухо котелка, стараюсь не разбудить девушку. Помешиваю…
Мне кажется, что каша доварилась, и я легким касанием к плечу бужу Алишу. Открыв глаза, она вскакивает на ноги, хватает свою палку и начинает мешать варево. Я улыбаюсь, понимая, что она еще не в полной мере осознает, что делает. Успокаиваю девушку:
– Я мешал кашу, вот только не знаю, готова ли она?
Алиша слизывает просяные крупинки с палки и кивает, мол, готова.
Бужу ребят и скольжу взглядом по часовым – братьям. Они все так же, как и двадцать минут назад, стоят спина к спине. Странно стоят, буковкой «А», точнее – «Л», касаясь затылками. Делюсь своим наблюдением с Лидом. Мне неподвижность позы наших дозорных показалась странной, а Лид сразу сообразил, в чем дело, и вынес свой вердикт:
– Они спят!
– Как спят?!
– Смотри, они уходили с копьями, а теперь копий в их руках не видно. Братья воткнули их в землю, и теперь каждый опирается рукоятью щита о древко. Еще головами друг другу помогают устоять. Видишь?
– Вижу, – бурчу в ответ, раздумывая над наказанием для нерадивых часовых.
Лид и тут опередил меня. Взял кожаные путы, которыми обычно стреножат лошадей, и стал подкрадываться к спящим дозорным. Впрочем, это ему удалось без труда, как и привязать ногу Олкабы к ноге Олгасия. Закончив свою диверсию, Лид заорал:
– Хамара! – что по-сколотски означало враг
[38].
Братья проснулись, попытались повернуться, чтобы вынуть из земли копья, но уже на этом действии стали мешать друг другу, и Олкаба, потеряв равновесие, упал. За ним рухнул и Олгасий. Смеялся над сонями даже Авасий, а мне было не до смеха. Крикнул Лиду, чтобы вел братьев ко мне.
Освободившись от пут, они спустились. Стоят у костра, пряча под ноги взгляд. Ну, хоть виноватыми себя чувствуют. Строго говорю:
– От часовых зависит жизнь каждого! Понимаете?! – делаю паузу, чтобы все прониклись угрозой, и объявляю свое решение: – За сон в дозоре наказать каждого на шесть оболов, что составляет дневной заработок охранника в караване.
Братья улыбаются. Похоже, мое наказание не кажется им строгим…
* * *
И снова тракт утонул в ковылях. Бескрайняя степь восхищала своим простором, дикой красотой и задумчивой тишиной. Дорога под копытами лошадей пылила, и возок Аристида теперь возглавлял караван. Сам эллин сидел на козлах с возницей, разглагольствовал о величии Греции. Я ехал рядом. Слушать купца мне было интересно.
Аристид заявил, что его соотечественники всегда были плохими мореходами, но плавание у берегов способствовало расселению эллинов в лучших местах Ойкумены. И никто нынче не смеет бросить вызов греческим полисам.
В тот момент я хотел спросить у него о захваченных Сатиром эллинских полисах – Нимфее и Киммерике, но рассудил, что лучшим для меня будет послушать торговца, пока тот охотно делится информацией.
– Вы, скифы
[39], не умеете пить вино. Вам все равно, каким напиваться. Мы делим вина на красные, белые, темные и золотые. И это еще не все! – Аристид поднял над головой указательный палец и посмотрел на меня так, будто сейчас откроет страшную тайну или большой секрет. – Для нас вина делятся на тонкие, легкие, сладкие и крепкие! И все же мы разбавляем наши вина водой. Как правило…
Он никогда не видел меня пьяным, но почему-то смотрел с упреком, осудив в тот момент одного меня за всех пристрастившихся к вину сколотов. По сути, Аристид был прав, и я сказал:
– Это правда. Сколоты любят вино.
– Ты, скиф, умен, и я никогда не видел тебя пьяным, – наконец, признал он. – Возможно, мне придется вскоре вернуться в Гелон. Там я оставил раба, и какое-то время по прибытии в Счастливую буду ожидать от него вестей. Оставайся и ты при мне. Положу на содержание твоим воинам по оболу и возьму заботу о лошадях и о ваших желудках.
Я и сам задумывался, чем стану заниматься, когда, наконец, прибудем в Ольвию? Не представлял, как стану собирать дружину, но понимал, что заработанных денег надолго нашей компании не хватит, поэтому сразу же согласился.
Уже к обеду тракт стали пересекать другие дороги. То тут, то там появлялись всадники, в одиночку и группами. Я, понятное дело, встревожился, но Аристид поспешил меня успокоить:
– Тут нет разбойников. Город близко!
И правда, мы все чаще видели кибитки, запряженные волами, и даже пешеходов. Они брели с мешками на плечах, опираясь на палки. Почувствовав душок рыбы и высушенных водорослей, я ожидал вот-вот увидеть город, окруженный стеной, а когда с пригорка открылся вид на море
[40], не сдержав удивления, воскликнул:
– Море?!
– Это лиман, еще не море, но вода в нем соленая, – ответил мне Аристид и, потерев ладонь о ладонь, сообщил: – Скоро увидишь сады, виноградники и поля – ольвийская хора
[41] не место для отдыха. Пора устраиваться на ночлег.
Аристид развернул караван от лимана, и какое-то время мы шли под гору по каменистой земле. Наверное, эллин знал эти места как свои пальцы. Когда он приказал погонщикам распрягать животных, меня беспокоила мысль об отсутствии поблизости воды, хотя нас окружали заросли акации и трава тут росла.
