Девицу тронуть они не успели. Один я где-то там, мысленно, как учили в контрразведке, блокировал восприятие, чтобы сохранить свое рацио, а второй во мне с интересом рассматривал красавицу. Тоже мелкая, но фигуристая и молодая, почти девочка, решил бы, глядя на прелестное личико с небольшим носиком и полными губами, но тяжелая, налитая грудь, аппетитно натянувшая ткань ее одежды, хоть и лежала жертва насильников на спине, свидетельствовала, что молодка в самом соку.
Взгляд, немного задержавшись на ней, соскользнул на мои руки. Мои?! Руки оказались чужими! Жилистыми, с маленькими ладошками… Так вот, значит, что случается, когда пуля попадает в голову! Я вспомнил все до того момента, как прозвучал контрольный выстрел и будто еще один хлопок и удар…
Девушка открыла глаза, и я, как бы банально это ни прозвучало, утонул в них, погрузился в теплую зеленую воду, испытывая щенячий восторг.
– Фароат, я всегда знала, что ты воин-ама! – сказала она и улыбнулась, показав ровный ряд белоснежных зубов.
Первый во мне удивился, что понял услышанное. Второй – гордец, протянул красавице руку и ответил:
– Не такой я могучий, как ты считаешь, пацан еще…
Прикосновение холодной шершавой ладошки снова бросило сердце в трепет. «Что же со мной происходит?!» – подумалось, а девчонка, поднявшись на ноги, уже командовала:
– Фароат, бери второго коня, бежим!
Черный жеребец храпел, вздрагивал, но малявке как-то удалось его успокоить, вскочив на него, она в мгновение ока оказалась в зарослях камыша и осоки. Пушинкой слетела на землю, подобрала там какой-то мешок и, снова оказавшись верхом, пустила коня галопом по балке.
И тут воюют… Я посмотрел на горящий поселок, откуда доносились неразборчивый людской говор, блеяние овец и ржание лошадей, и пошел к рыжему гривастому коню, объедающему лещину. Чехол для лука и стрел болтался на спине и терся о какую-то холщовую сумку. На кой он мне? Никогда лука в руках не держал… На коне сидел последний раз лет пять назад, поэтому сомневался, что смогу так лихо, как это сделала девчонка, скакать. Однако тело легко взлетело на спину коню, и я что-то определенно сделал еще, оставшееся неуловимым для сознания первого, отчего животное сорвалась в галоп. «Хороший навык у мальчика, не пропадем!»
Балка тянулась вдаль и заканчивалась где-то у леса, темнеющего вдали. Слева стояла стена камыша, а справа высилась поросшая высокой травой и кустарником круча. Заметив боковым зрением Алишу, стоящую у входа в лесистый овражек и державшую своего жеребца на поводу, едва успел остановить своего коня.
«Алиша?!.. бушки-воробушки – я ее знаю! То есть как-то теперь знаю… Дочь Артаза!»
От взорвавшейся в голове мешанины из образов, эмоций и воспоминаний, которые никак не могли быть моими, я едва не свалился с коня. И первые шаги, когда спешился, дались с трудом. Зато на душе как-то стало легче, и в голове прояснилось, боль в затылке притупилась, и настроение поднялось от того, что никто и ничто теперь не помешает мне быть с Алишой.
Черт! Черт! Прости господи! Этот малой своей хотелкой с ума меня сводит! Я прислушался к себе и не обнаружил того Фароата, который хоть как-то мог сосуществовать со мной в этом теле. Спрятался, щенок…
– Фароат, я знаю, где укрылся Силак! – призналась Алиша, когда я приблизился к ней на расстояние вытянутой руки. Тихо сказала, почти прошептала и смотрела с вопросом, ждала, что я решу, хотя по моей логике могла бы и намекнуть, что сама думает: ехать к барину местному или искать воинов балы Хазии.
К барину мне не хотелось, помнилось, что малой у того в доме прибарахлился и панцирем и шлемом, так мешавшим мне во время скачки, и мечом, а расставаться с такими нужными вещами, когда война вокруг, стал бы только глупец. Опять-таки и бронька и меч вещи статусные, а не только полезные!
– Трус он, Силак… Лучше нам Хазию и воинов Ильмека поискать, – как ни старался я придать голосу мужской твердости, а не вышло. Борясь со смущением, возникшим вдруг, с трудом добавил: – Верно я говорю?
Алиша ответила сразу:
– Где его теперь искать, Хазию твоего, и воинов?…
Голос ее звучал с разочарованием. «Неужто к упырю Силаку хочет?»
Чертов малец, сидящий где-то глубоко внутри, все же как-то влиял на меня. Ну никогда я не был болтуном, а тут не удержался, и едва промелькнула мысль, тут же ее озвучил:
– Хочешь к Силаку?
Алиша задумалась, а на меня вдруг накатило какое-то невероятное блаженство. Воздух пах лесной сыростью и прелой листвой, грибами и покоем. В румяных облаках кружили волны летнего тепла. Я наслаждался тем, что грудь моя вздыхала, и дышал до темноты в глазах.
– У Силака сила… Воины с ним, – протяжно, мечтательно проворковала Алиша. – И меланхлены в лес не пойдут…
Я слушал ее и уже знал, что сейчас мне совершенно не хочется ни к Силаку, ни на поиски отряда Хазии. Скоро стемнеет, и лучшее решение – подготовиться к ночевке в лесу, раз уж кочевники в лес не сунутся. «Мы пойдем другим путем!» – вдруг родилась мысль. Память Фароата подкинула знания о Гелоне.
Скорее нам надо туда, в огромный, хорошо укрепленный город!
– Утро вечера мудренее, – изрек я и насладился ставшими вдруг бездонными, огромными зелеными озерами – глазами Алиши.
* * *
Стреноженные кони отхрустели злаками (Алиша нацепила им на шеи мешочки с зерном) и обгрызали листья с веток дубков. Напоили мы животных из ручья прежде, чем ушли в лес. Хорошо им, а у меня кишки играют марш, и донимает злобное комарье, хоть котелок, гордо именуемый шлемом, с головы не снимай. Сама Алиша, достав из своих баулов длинный нож, ушла в лес. Я насобирал хворост, притащил пару сухих стволов погибших от грибов-паразитов деревьев, нашел птичье гнездо, чтобы использовать его в качестве трута, а девушки все не было. У такой хозяйственной подруги наверняка имеется кресало, тешил себя надеждой.
Когда увидел ее волокущую огромную охапку тонких березовых веток, решил помочь, а заодно о кресале расспросить. Есть ли оно у нее? Спросил… Алиша как-то недобро зыркнула, а потом словно дитю стала втолковывать:
– Хоть и воин ты, и готова быть с тобой я нежной, но иногда терпеть мне трудно: подумай сам, враги рядом. А что если они огонь заметят?
Фу-ух… Всего-то?
– Я сделаю все так, что огонь они не заметят, а дым ночью станет невидим. Не переживай, давай кресало!
Ее глаза не оставляли мне шанса доказать, что я действительно смогу так сделать, но вдруг что-то изменилось в них, и Алиша пошла к своему мешку. Покопавшись в нем, принесла кресало – простая бронзовая ручка с двумя колечками имела железную кромку и небольшой кремень. Вручила их мне и принялась раскладывать на земле березовые ветки.
Достав из ножен, болтающихся на бедре, свой кинжал, я стал рыть им ямку прямо у подстилки, что готовила девушка. Земля копалась легко, и, углубившись на полметра, я решил, что этих усилий достаточно, чтобы огонек не был заметен, а глубокой ночью и меланхлены будут спать где-нибудь в степи или захваченном ими Ильмеке. Тогда и подготовленные деревца можно запалить. И тут я вспомнил недоверие во взгляде Алиши. Смирившись с задачей, стал копать дальше и бросил это занятие, когда вырыл прямоугольную ямку глубиной под метр и в длину метра полтора. А когда разжег в ней костер, удостоился и ласкового взгляда, и теплых слов.
