— А я даже не заметил, товарищ младший лейтенант, — отозвался Омаев. — Когда во врага стреляешь, то думать о другом некогда. А я их сегодня, знаете, сколько положил из пулемета!
— Тыщу наверное? — не удержался и влез в разговор Бочкин.
Сидя в люке танка, Соколов увидел внизу руку Логунова, его сжатый кулак, поднесенный к носу заряжающего, грубо нарушившего воинскую дисциплину. Алексей улыбнулся. Коле Бочкину в экипаже сложнее всех. Василий Иванович для него не просто сержант и командир отделения, он ему почти как отец. Эх, ребята, подумалось Алексею, доживите до победы, вернитесь домой. И пусть Василий Иванович, наконец, женится на матери Бочкина. Николай уже к Логунову привязался, с уважением к нему относится. Наверное, рад за мать, что она именно этого человека выбрала. Хорошая семья будет, крепкая. И таиться не надо больше ни от своих поселковых, ни от сына.
Соколов обернулся назад и посмотрел, как 313-й уверенно идет следом, выдерживая дистанцию 20–30 метров. Фролов, сидевший в люке, увидел, как к нему обернулся командир, и тут же поднял руку, выставив большой палец вверх. Все в порядке! Алексей кивнул, махнул рукой и снова стал смотреть вперед.
И сразу увидел чужие следы! Танковая рота в составе оперативной группы была разделена на три части. Одна часть танков шла в голове колонны, вторая в середине, а третья замыкала, прикрывая подразделение с тыла. Следы гусениц «тридцатьчетверок» были хорошо видны в колее грунтовой дороги с пожухлой травой. Здесь давно никто не ездил, и свежевывернутые траками пласты подмороженной грязи были заметны.
Но теперь Соколов вдруг увидел, что местами эти пласты были перекрыты узкими следами мотоциклетных колес.
— Стоп, Бабенко! — резко приказал Соколов и поднял вверх руку, приказывая и 313-му остановиться.
Танки замерли посреди леса, продолжая рокотать двигателями и дымить сгоревшей соляркой. В колонне группы мотоциклов не было. Здесь, фактически в тылу у фашистов, это могли быть только немецкие мотоциклы. И группа мотоциклистов, судя по следам, двигалась туда же, куда и колонна Лациса. Немецкие мотоциклисты могли быть очень близко, настолько близко, чтобы услышать шум танковых моторов сзади.
Соколов обернулся к командиру 313-го и несколько раз покрутил рукой в воздухе, а потом сложил руки перед собой крестом.
— Бабенко, заглушить двигатель, — приказал Алексей через ТПУ. — Логунов, в люк наблюдать. Омаев, возьми ППШ и за мной из танка.
Алексей прошел немного вперед, глядя на следы. Земля не была еще сильно промерзшей, и каждый потревоженный пласт влажно чернел и поблескивая льдинками.
— Колеса, — остановился рядом с командиром Омаев. — И как раз по следу гусеницы. Они же за нашими следом ехали. И совсем недавно.
Соколов оглянулся на звук шагов. К ним торопливо шел, держа автомат на изготовку, сержант Фролов.
— Что случилось, товарищ младший лейтенант? Мы след потеряли?
— Хуже, сержант, — Алексей кивнул на следы и пошел вдоль колеи вперед. — У нас гости. Немцы увидели следы нашей колонны и, кажется, идут следом.
— Слышите? — Омаев вдруг отошел в сторону и стал прислушиваться, наклоняя голову и поворачиваясь к источнику звука то одним ухом, то другим. — Мотоциклы! Там впереди. Сначала было еле слышно, а потом совсем не слышно. А теперь они едут назад.
Соколов уже и сам слышал треск мотоциклетных двигателей. Сколько их, что за мотоциклы? Судя по тому, как юзом вот здесь недавно проехал одни из них, это была машина с коляской. А в колясках у немцев, как правило, сидели пулеметчики. Если они появятся, значит, убедились, что идет советская колонна с танками. И теперь поедут докладывать командованию. И следом придется ждать атаки. Колонну будет ждать засада. А может быть, авиационный налет. И разметают бомбами по лесу машины и людей, пожгут танки, а оставшихся в живых догонят и добьют из пулеметов «мессеры».
— Фролов, быстро к своему танку, — приказал Алексей. — Двигатель не заводить, пока не начнется бой. Пулеметчика высади, пусть займет позицию вон там, слева от нас в березняке. Омаев, бегом к Логунову, скажи, пусть готовится стрелять осколочными, но только после того, как я выстрелю первым из автомата. Захватишь свой пулемет и на правый фланг, вон в тот кустарник.
То, что ситуация сложная, Соколов понимал хорошо. Несмотря на треск своих мотоциклетных двигателей, немцы все равно быстро услышат звук моторов приближающихся танков. И уедут в лес. А на танках гоняться за мотоциклами по лесу — дело гиблое! Уйдут, обязательно уйдут, даже если открыть огонь из пушек и из пулеметов. Кто-то все равно уйдет и доложит. Их надо уничтожить всех до одного. Другого варианта просто нет.
Первое, что пришло Алексею в голову, это устроить засаду немецким мотоциклистам прямо здесь. Они из-за поворота за молодым ельником танки увидят не сразу. Если Алексей займет позицию вон там, метрах в двадцати правее от дороги, на краю небольшой низинки, за большим валуном, группа мотоциклистов будет перед ним как на ладони. Он первым ударит по замыкающим, а пулеметчики-танкисты перекрестным огнем уничтожат остальных. Танки помогут пушками, если понадобится. Есть опасность самому попасть под осколки своих же снарядов, но можно лечь на дно низинки. Есть и другая опасность, он будет находиться так близко к немцам, что кто-то из них сможет подобраться и бросить гранату на позицию Соколова. Но Алексей надеялся, что бой кончится быстрее, чем кому-то из мотоциклистов придет в голову ползать и бросать гранаты.
Он лежал и слушал, поглядывая, как Омаев и пулеметчик из 313-го занимают позиции. Танкисты замерли, их было почти не видно на местности. Но что такое? Этого Соколов не мог предположить: звуки мотоциклетных двигателей вдруг исчезли. Свернули на другую дорогу и унеслись в расположение своей части? Если это так, то Соколов их самым дурацким образом упустил. Да, вместо того, чтобы двинуться на танках навстречу, постараться уничтожить группу немцев, а потом с максимальной скоростью нагнать колонну и доложить Лацису об опасности, он остановил свои машины, ждал неизвестно чего, отлеживая бока в канаве. А немцы тем временем спокойно уехали в неизвестном направлении докладывать о русских танках в лесу и большой колонне грузовиков, которые движутся куда-то по оперативным тылам.
От чувства стыда Алексей с такой силой стиснул зубы, что еще немного и начала бы крошиться зубная эмаль. Ушли, ушли! А я, пугало огородное, ждал их здесь, как будто в лесу мало дорог. Бестолочь! Мне не командиром быть, а в заряжающие отправить. Но сейчас самым бесполезным было заниматься бичеванием себя самого. Война, каждую минуту гибнут люди. И не только солдаты. Гибнут мирные граждане твоей страны, а ты лежишь тут и зубами скрипишь, осадил себя Соколов. Ну-ка, возьми себя в руки и думай!
Когда справа появился Омаев со своим пулеметом, Соколов даже не рассердился. У молодого горца были исключительный слух и железная выдержка. И если он сейчас бежал, то не потому, что не мог усидеть в засаде на своей позиции.
— Товарищ младший лейтенант, — поспешно заговорил Омаев, явно боясь, что командир начнет ругать его за оставленную позицию. — Они остановились. Они не уехали, они стоят, они заглушили свои мотоциклы. Может быть, слушают лес, а может, еще по какой-то причине.
