И тут Алексея — как ледяной водой окатило от радости. У головного немецкого танка удачным попаданием бронебойного снаряда разбило катки с правой стороны. Танк развернуло боком, и он почти перекрыл дорогу остальным, идущим следом. И тут же второй снаряд угодил ему в борт. Бензиновый двигатель вспыхнул как свеча, столб огня вырвался, когда взорвался бензопровод, потом запасной бак. Танкисты выбирались из люков, катались по земле, пытаясь сбить пламя. Соколов с одобрением посмотрел на позиции пехоты. Молодец Щукарев, держит своих. Рано открывать огонь. Подпустить немецкую пехоту на двести метров, только тогда — огонь.
Шесть трофейных танков, спрятанных в полутораметровые окопы, с наброшенными на башни обрывками маскировочных сеток, кустарника, всего, что могло хоть как-то скрыть присутствие этих машин, стреляли и стреляли. Соколов добился своего — немцы никак не могли понять, откуда по ним работают пушки. Но сколько это продлится?
Еще два попадания! Немецкий танк загорелся, разбрызгивая снопы пламени. Горящий бензин клокотал в недрах мотора, потом яркая вспышка озарила склон, и танк остановился. Еще у одного танка в башне взорвался боезапас. Башню сорвало и отшвырнуло на несколько метров в сторону. Казалось, что еще немного, и немецким танкам будет не пройти по склону вниз, там уже горели и дымились восемь подбитых машин. Немцам нужно или растаскивать свои танки, или искать пути обхода.
Но немецкий командир, похоже, имел строгий приказ — вперед! Отходить или прекращать атаку он не планировал. Соколов уже собрался облегченно вздохнуть, как на склон вышли четыре немецких танка и стали прицельно обстреливать окопы между домами. Они сумели определить наши позиции и стреляли не «болванками», а фугасными снарядами, собираясь завалить закопанные танки землей или повредить их взрывами. Близко к краю немцы не совались. Они подошли ровно на столько, чтобы опущенные стволы пушек были наведены на цели. Снизу были видны только их башни и верхняя часть корпуса.
Под прикрытием этих танков, другие снова ринулись вниз. Соколов видел, как новые машины сталкивали со своего пути подбитую технику, словно тараном прокладывая путь к цели. Артиллеристы не могли попасть в наступавшие машины, пока те скрывались за подбитыми танками. Сказывалось отсутствие опыта.
Соколов кусал губы, видя, как снаряды попадают в уже мертвые танки. А его закопанная батарея занята на половину «контрбатарейной» борьбой, пытаясь подбить те танки, которые обстреливали их позицию. И запретить им этого нельзя, они все делали правильно, иначе сверху их всех сожгут.
— Хромые, всем огонь по склону! — приказал Соколов. — Третий и четвертый, огонь по атакующим танкам! «Семерка», 313-й, огонь по атакующим танкам!
Две «тридцатьчетверки», взревев моторами и кроша гусеницами битый кирпич, вырвались из-за развалин водонапорной башни и выстрелили почти одновременно. И сразу закрутился на месте головной немецкий танк, прорвавшийся в низинку, следующий за ним получил бронебойный снаряд в борт и остановился, выпуская клубы черного смолянистого дыма. Но еще четыре немецких танка прорвались через затор и на полной скорости понеслись к нашим позициям.
— Всем огонь по прорвавшимся танкам! — крикнул связисту Соколов. — Передай: всем перенести огонь по прорвавшимся танкам.
Только теперь немцы разглядели засаду «тридцатьчетверок» за развалинами. После двух выстрелов «семерке» и 313-му пришлось задом сдавать в укрытие. Взрыв привлек внимание Алексея, он увидел, как сорвало башню с закопанного танка. Видимо, подкалиберный снаряд угодил в башню, огненная струя прожгла слабую броню, сдетонировали боеприпасы.
Из четырех прорвавшихся немецких танков три уже горели посреди поймы, четвертый повернул вправо, уходя от губительного огня. Еще немного, и случилось то, чего ожидал Соколов. Немецкая машина увязла в жидкой грязи, проломив подмерзшую корку. Бешено вращались гусеницы, но танк только больше оседал на одну сторону, увязая в жиже. Две дымных вспышки на броне от попадания бронебойных снарядов, и бронированная машина замерла, перекосившись на один бок.
— Атака отбита, — передал радист приказ Соколова. — Командирам подразделений доложить о потерях.
Четырнадцать танков горели на спуске и в низинке. Еще один танкисты подбили на кромке склона. Не так уж и плохо для одной атаки. Только какой ценой за это заплачено, вот в чем вопрос. Сколько осталось танков из числа трофейных, которые закопаны на окраине? Будет ли чем обороняться дальше? И как артобстрел пережила пехота? Какие там потери?
Тяжелые первые месяцы войны многому научили Соколова. А еще точнее, от многого отучили. Отучили радоваться раньше времени, надеяться на лучшее. Он привык верить фактам и строить расчет именно на них, а не на гипотезах и догадках. Ошибки на войне, тем более с таким сильным и опытным врагом, стоят очень дорого.
— «Семерка» докладывает! — послышался голос связиста. — У него и 313-го все в норме, повреждений нет. Из закопанных трофейных танков один уничтожен прямым попаданием в башню, еще у одного от попадания бронебойного снаряда заклинило пушку. У пехоты один убит, трое легко ранены.
Минус два ствола, подумал Соколов, это серьезно. Он рассчитывал, что они будут выходить из строя не так быстро. За один бой потерять два танка — это много. Еще три таких атаки, и нечем будет воевать. Пятнадцать немецких танков, а с учетом двух первых, поврежденных на краю обрыва, — семнадцать выведены из строя. Ладно, выхода нет, с такой арифметикой я все равно лишу их бронетехники, со злостью подумал Алексей.
— Товарищ младший лейтенант, — связист протянул трубку полевого телефона. — Вас Колодец вызывает.
— Колодец, я — Две Семерки, — отозвался Соколов.
— У тебя затихло? — послышался в трубке голос Лациса. — Докладывай обстановку.
— Немцы предприняли танковую атаку с ходу по нашему спуску. Уничтожено и выведено из строя семнадцать вражеских танков. Мои потери — два трофейных танка. Среди пехоты в результате обстрела позиций — один убит, трое легко ранены. В лесу ясно слышу шум моторов.
— Думаешь, уходят? Будут искать другое место прорыва?
— Не похоже, что уходят. Звук не удаляется. Что-то готовят. Думаю, до ночи будет еще одна атака.
— Держись, Соколов, держись, родной! — резко бросил Лацис. — Большая у меня на тебя надежда. Ты мне силы сэкономил, использовав трофейные танки. Немцы атакуют как бешеные. Потери у нас большие. Резервов нет, каждый держится сам! Понял меня, Соколов?
— Так точно, Колодец, понял! Клянусь, немец на моем участке не пройдет. Пока мы живы, не пройдет!
— Ты, Алексей, не горячись там, — голос майора стал усталым. — Мне не надо, чтобы вы геройски погибли. Мне надо, чтобы вы не пропустили врага, дали мне выполнить основную задачу. Чтобы вы все там живые были. По возможности…
— Есть, жить и сражаться, — ответил Соколов, стараясь, чтобы его голос прозвучал бодро и уверенно.
Добавить к своим словам он ничего не успел, потому что со стороны леса вдруг ударили орудия. Немецкие танки были снова у кромки обрыва, но теперь они вели себя осторожнее… Соколов увидел шесть машин. Опустив стволы, они почти одновременно выстрелили по позициям трофейных танков и пехотного взвода. Били фугасными снарядами, и Алексей на миг представил, каково там красноармейцам, когда отрыты только стрелковые ячейки, когда нет ходов сообщения.
