Покинув лавку древностей, Гиймо не стал задерживаться в реальном мире. Всё здесь было слишком стремительным, слишком шумным. Машины, люди на тротуарах, не удостаивавшие взглядом. Но главное, в Ис его ждали важные дела.
Владыка Ша объяснил, что Дверь в антикварной лавке приспособлена только для Перехода в Мир Ненадёжности. Для возвращения в Ис надо было воспользоваться тем же путём, каким он попал в реальный мир. Гиймо снова проник в старинную башню.
На одной из стен среди знаков, оставленных каменотёсами, Гиймо различил графемы, которым предстояло перенести его домой. Уверенно, словно всю жизнь этим занимался, он составил гальдр и после короткого пребывания в пустоте, ставшей уже привычной, вернулся обратно в Ис, к Двери Мира Надёжности.
Двое рыцарей, заколдованные перед Переходом, всё ещё находились под действием чар. Гиймо воспользовался этим, чтобы побыстрее спуститься с холма.
Он добрался до дольмена вблизи Даштиказара, где ему обычно назначал встречу мэтр Кадехар. Здесь он впервые узнал о загадках и о красоте Книги звёзд.
Мальчик залез на дольмен и уселся, скрестив ноги.
Необходимо было как можно скорее связаться с учителем. Он решил использовать локк мысленной связи. Раньше Гиймо этого никогда не делал. Он стал смешивать Беркану, графему берёзы и уха, служащую для сообщения между умами, с Эльхаз, открывающей всевозможные запоры, и Исаз, помогающей сосредоточиться.
Сделав это, он стал напряжённо думать о Кадехаре, посылая ему локк. Но зов затерялся в пустоте. Гиймо охватили сомнения. Правильно ли он действует? Он решил испытать колдовство на ком-нибудь другом. Представил физиономию Бертрама и энергично направил локк в его сторону. В голове тут же раздался недовольный голос молодого колдуна:
«Зачем так орать? Кто меня зовёт?»
«Это я, Гиймо. Извини, я впервые использую этот локк».
«Гиймо! Рад слышать! Чем могу помочь?»
«Я пытаюсь связаться с мэтром Кадехаром, но у меня не выходит».
«Ничего удивительного! Только что Геральд сказал мне, что Кадехар отправился в Мир Ненадёжности с твоим дядей Юрьеном и ещё одним рыцарем по имени Валентин».
Гиймо был раздавлен.
«Это катастрофа! Мне необходимо сообщить ему нечто чрезвычайно важное…»
«Чрезвычайно важное? О чём речь?»
«Пожалуйста, Бертрам, не спрашивай, я могу рассказать это только мэтру Кадехару».
«Что же тебе мешает перенестись к нему, в Мир Ненадёжности?»
Гиймо решил не реагировать на раздражение Бертрама.
«Ты прав, так и сделаю».
«Ладно, Гиймо, я пошутил!»
«Нет, Бертрам, то, что я обязан рассказать Кадехару, слишком важно!»
«В таком случае я отправлюсь с тобой!»
Ученик колдуна согласился не сразу. Он не хотел снова вовлекать друзей в опасные авантюры. С другой стороны, ему самому будет легче, если рядом окажется Бертрам… Тот поторопил:
«Гиймо, так ты согласен?»
«Да! Встречаемся завтра у меня».
«Гениально, архигениально! Бегу готовиться! До скорого!»
Связь прервалась. Несмотря на уныние, в которое его повергло признание владыки Ша, Гиймо не удержался от улыбки. Воодушевление Бертрама подняло ему настроение. Странный он парень, но… классный!
Гиймо спрыгнул с дольмена и зашагал в родной Троиль. У него ещё оставались дома кое-какие дела. Даже более важные, чем похищение Книги звёзд.
Когда Гиймо вошёл, мать ставила на стол тарелки.
– Ты как раз вовремя! – бросила она. – Вымой руки и закончи накрывать. Я пока достану жаркое.
Гиймо бросился к раковине и сунул руки под струю воды.
– С мылом! – уточнила мать, хотя стояла спиной.
Гиймо вздохнул. Как ей удаётся видеть, что он делает, не глядя? Перед этим умением меркло любое колдовство.
После умывания он расставил на столе стаканы, разложил вилки и ножи. Алисия поставила перед ним дымящееся блюдо.
– Как вкусно пахнет! Что сегодня на обед?
– Жареный картофель.
– Гениально! Я тебя обожаю, мамочка!
– Лучше ешь, а то остынет.
Гиймо нарезал жаркое и положил лучшие кусочки матери, остальное – себе. При этом он дрожал от нетерпения. Мальчик дал себе слово, что сегодня наконец задаст мучивший его вопрос. Он не мог дальше жить, терзаемый сомнениями.
Мать с её великолепными светлыми волосами была чудо как хороша. Он задыхался от сыновей любви. Нет, лучше не надо! Хотя…
– Мама… – начал он придушенным голосом.
– Да, милый? – откликнулась Алисия и тут же побледнела, увидев, как серьёзен сын. – Что случилось?
– Я хотел… Хотел узнать…
Гиймо и не подозревал, как это будет трудно!
– У тебя не было другого мужа, кроме моего отца?
Вот, он выговорил это! И тут же пожалел о своей решительности. Алисия долго смотрела на него, потом встала и обняла.
– Мой дорогой, мой бедненький… Знаю, как тебе трудно! Поверь, знаю! Слушай внимательно: кроме твоего отца, в моей жизни не было другого мужчины. Неважно, что он сделал, неважно, что струсил. Думаю, моя любовь к нему не погасла до сих пор.
Гиймо беззвучно рыдал. Тяжесть, которую он носил в себе так долго, проходила вместе со слезами.
– Ну, ну… – успокаивала мать, качая его, как младенца. – Такое чувство, будто у меня на руках снова мой чудесный малыш.
– Твой чудесный малыш?.. – Гиймо ещё сотрясали рыдания. Он вытер глаза.
– Такой чудесный! Такой хорошенький, что сестра в больнице Даштиказара, где ты родился, даже попыталась тебя похитить! Я помню её так, словно это было вчера: красавица с длинными светлыми волосами и зелёными глазами…
Гиймо опять показалось, что у него останавливается сердце. Зеленоглазая женщина, как во снах Амбры! Женщина, пытавшаяся его похитить…
– Успокойся, дорогой, – поспешно добавила Алисия, видя потрясение сына. – Она убежала недалеко, ведь ты со мной! Её настигли в больничном коридоре. Она отдала тебя без всякого сопротивления. После этого её уволили, и я не знаю, что с ней стало дальше.
– А… Ты уверена, что это был я? – испуганно спросил Гиймо. – Ну, ребёнок, которого вернула та женщина?
– Конечно, дорогой! – удивлённо воскликнула Алисия. – На тебе же был браслет с именем. Конечно, все новорождённые похожи, но тебя я узнала бы среди многих тысяч. Кто же ещё это мог быть?
– Сам не знаю, в том-то и штука… – пробормотал Гиймо совсем тихо, так что мать не расслышала.
Тринадцать лет уверенности рассыпались как карточный домик.
40. Звёзды, вечные звёзды…
Как Гиймо ни устал, ему не удавалось заснуть. В голове бурлило столько противоречивых мыслей, что он морщился от боли.
