Короткий рассказ с перечислением вины каждого из них, перечисление уворованного, конфискованного…
— Конфисковали все имущество! — Говорит Владимир, — до последней монетки! Кому-то это может показаться слишком жестоким, ведь у них есть жены, дети и внуки, престарелые родители… Однако воровали они у армии, у солдат и офицеров, которые тоже имеют детей и престарелых родителей… Они воровали у всего народа! Случись война, сколько бы людей погибло просто из-за того, что солдаты не умеют стрелять, а у коней из-за бескормицы нет сил тянуть пушки!? Что, они не понимали происходящего? Понимали… Просто считали, что лично им ничего не грозит, а гибель вас, ваших детей и внуков, ваших родителей… Им плевать!
Рюген говорил, умело подогревая толпу — все-таки ораторская школа двадцать первого века, это серьезно. Научные диспуты с ней как-то не выходят, а вот «разогреть» толпу… Постепенно горожане начали смотреть на приговоренных к казни, как смотрели бы в двадцатом веке после ВМВ на Геббельса или доктора Менгеле — как на нелюдей. Поэтому прозвучавший приговор встречен был одобрительным ревом.
Но Померанский умел не только говорить, в дело пошли и газеты, комиксы… После своего успеха, когда он сумел после «Резни мекленбуржцев» отбиться (не победить!) от обвинений в крайней жестокости, выпуск комиксов и газет стал делом стратегическим. К августу 1776 года, всего через два месяца после вступления на престол, общественное мнение не только Швеции и Скандинавии, но и всей Европы, склонилось на сторону Грифича.
Понятно, что французские и английские про правительственные газеты всячески поливали его грязью. Но хватало и оппозиционных или условно-независимых газет, которые его защищали. Не потому, что он был прав, а потому, что это было выгодно оппозиции. Но защищать человека, у которого в распоряжении великолепная разведка и мощнейший пропагандистский аппарат, значительно легче. Так что средний европейский обыватель, считающий себя «умным и независимым», составил мнение о новом короле Швеции, как о человеке безусловно жестком, но не жестоком. А что казни… Ну так там такой бардак, что вешать можно тысячами — и все за дело!
Бардак и правда был знатный, так что пришлось Померании делиться чиновниками. Мера эта была временной, о чем сразу объявили. Еще было объявлено о изменении бюрократической системы в сторону большей «советизации». В Померании и Поморье (что с недавних пор одно и то же) система была отработана. Принцип прост — там, где можно обойтись без чиновника, следует обходиться без него. Вместо этого — всевозможные старосты, квартальные и т. д., которых выбирали сами люди.
В большинстве случаев от них не требовалось особой квалификации или досконального знания делопроизводства, да и времени это отнимало не так уж и много. Так что большая часть выбранных стали пахать не за деньги, а в стиле «общественной нагрузки». И между прочим — охотно. Какой-нибудь лавочник и так каждый день общается с покупателями и большую часть вопросов способен решить на месте. А к повышению статуса местные относились ой как серьезно и любая, даже мелкая общественная должность, ценились невероятно.
Система работала неплохо — не без огрехов, конечно же, но большую часть этих самых «огрехов» можно было скорректировать с учетом местных условий, что допускалось. Сперва пошла экономия на содержании чиновников, затем — на скорости принятия решений, что здорово подстегнуло экономику. И наконец — на доверии к власти, ради чего все и делалось.
Просто? Да как бы не так — среднестатистический европейский правитель категорически не желал уступать даже крохотную толику власти, держась за малейшую привилегию. Понять, что низовая демократия при правильно выстроенной Системе имеет только плюсы и никак не влияет на власть правителя… Не получалось. Правители желали контролировать ВСе, причем лично.
В общем, идеи Грифича о «дележке» властью восторга у королей не вызвали. Хотя какая там дележка… Финансы, армия, спецслужбы, пропаганда, политика, экономика — оставались подконтрольны герцогу. А что отдал Советам какую-то «бытовуху»… Так не хватало еще решать все мелочи самому!
До Рождества и начала 1777 года Рюген разбирался в бардаке под названием «Шведское Королевство». Ну и разобрался помаленечку. Ворованная государственная собственность вернулась частично в казну, а частично — стало собственностью рода Грифичей. Армии, флоту и чиновникам заплатили долги по заработной плате, начали пополняться арсеналы, а казну потекли денежные ручейки. Довольно робкие: пусть конфискованного имущества было очень много, но и долгов хватало. Не только зарплата и арсеналы — требовалось ремонтировать обветшавшие дороги и мосты, плотины и верфи. Поступавшие от конфискаций деньги порой не успевали доходить до казны и сразу же направлялись на что-то конкретное.
Строительство и армейские заказы оживили экономику, начало подниматься производство. Шведы оценили нового короля, наградив его прозвищем «Строитель».
Глава вторая
На восстановление шведской экономики потребовалось почти два года, но к 1779 году королевство вновь стало благополучным. Благополучным стало и Поморье, которое вошло в состав Померании.
Экономических чудес и бурного роста промышленности не было. Да и откуда им взяться? На это нужны деньги, деньги и еще раз деньги… Так что благополучие заключалось прежде всего в том, что люди наконец-то перестали голодать, появилось какое-то производство, велось строительство. Но ни о чем серьезном речи не шло. Производить товары для других стран? Англия и Франция старались «задавить» конкурентов. Торговля? К «давке» присоединялась еще и Голландия с ее крупнейшим в мире торговым флотом. И это только самые крупные игроки… Так что развитие шло пока внутри земель, принадлежащих Померанскому, а таким образом сделать «Большой Скачок» крайне проблематично.
Впрочем, на фоне нищей Польши и Пруссии, которая только-только начала вылезать из долговой ямы, Померания выглядела весьма неплохо. Во всяком случае, постоянный приток переселенцев свидетельствовал об этом. Из Пруссии достаточно тоненький, а вот из Польши — полноводной рекой.
Большая часть поморян уже перебралась к Рюгену из Польши, но нужно сказать, что причиной тому было не только плачевное экономическое состояние магнатского государства. Ляхи аж зубами скрипели, что рядом с ними снова появилось государство, в котором главенствующую роль играют поморяне. То есть представители тех самых народностей, которые на протяжении веков считались у них «второсортными». И без того неважное отношение к «неправильным» национальностям постепенно выросло до уровня нетерпимости…
Результат — даже лояльные поморяне и представители малых народов Польши, которые давно уже считали себя скорее поляками, начали чувствовать себя ОЧЕНЬ некомфортно. Из страны начали уходить не только крестьяне и рыбаки, но и горожане, шляхта поморян… Причем чем дальше, тем более негативно они были настроены по отношению к бывшей Речи Посполитой. Ну что говорить, если дело дошло до погромов… Магнаты весьма ловко свалили свою вину за развал страны на национальные меньшинства. «Удар в спину», «предатели»… Ерунда, конечно, но не говорить же, что виноваты ясновельможные Потоцкие, Вишневецкие, Любомирские и прочие представители знатнейших фамилий?
