Помылся в тазу, поглядел на свое отражение в небольшом, мутноватом зеркале сантиметров двадцати диаметром… Все еще красив. Не Аполлон, но да — хорош, недаром до сих пор считают самым красивым мужчиной Европы
[51] и его портреты пользуются бешеным успехом у дам. Особенно много разговоров идет о «затянувшейся молодости» — в свои тридцать девять попаданец выглядел лет на двадцать семь. В принципе, ничего особенного, в двадцать первом веке таких было полно: хорошая генетика, спорт, правильное питание и чуточку везения. Но то — в двадцать первом веке, а в веке восемнадцатом большая часть его ровесников выглядела откровенными пенсионерами, приобретая порой и набор старческих болячек, вроде подагры, геморроя и радикулита. Понять, что болячки эти связаны с неправильным питанием (регулярное недоедание у бедных слоев населения и столь же регулярное обжорство у богатых), алкоголь, табак и прочие «здоровые» привычки, могли не многие. Ну вон, как граф Нассау в прошлом году:
«— Есть ОВСЯНКУ!? Ваше величество, я еще понимаю — вино умеренно употреблять, оно и в самом деле влияет не лучшим образом… Но овсянку, бобы и прочую грубую пищу? Не курить? Да все врачи говорят, что табак от чахотки помогает
[52]! Это у вас кровь сильная
[53] и ваши аскеза не отражается негативно!».
Оскалил зубы… Увы, парочка зубов тронута кариесом, хорошо еще, что не передние. Впрочем, для тридцати девяти, да без наличия нормальных зубных врачей — результат не самый скверный. Вообще, можно надеяться лет этак на двадцать активной жизни, когда при соблюдении нехитрых правил можно будет не думать об импотенции, скверно работающем кишечнике и прочих возрастных проблемах.
Экстрасенсорика… Помогает, но вот насколько… Какое-то воздействие на организм она оказывает, но вот беда — «сканировать» сам-себя он не может. Хотя умение регулировать пульс, температуру и простейшие функции вроде перистальтики кишечника — уже неплохо.
Опомнившись, Померанский наконец оделся и вышел к ожидающей его свите, караулящей на улице.
— А неплохой городишко, — одобрительно сказал он после короткой прогулки.
— Княже, ну так они постарались к твоему приезду, — прогудел заметно уже поседевший Тимоня.
— Так кто спорит? Приготовились, но дороги камнем мощеные, люди вот — сытые, одеты неплохо.
Празднование шло на площади, где собрался буквально весь, не такой уж большой, город. Магистрат предложил было в Ратуше, но «прием» в крохотном, провинциальном городке… Лучше уж вот так, на площади с народом. Ну и запомнят, как сам король с ними ел, пил, да отплясывал…
Прошелся по площади, поговорил с людьми — не только из-за сценария, ему и правда было интересно. Взяв кружку пива, отхлебнул. А неплохо…
— Вкусно.
— Наше, местное, с гордостью ответил стоящий у бочки с пивом пивовар, — дед еще мой придумал.
Немного поел… А вот готовили здесь не слишком — на вкус Владимира. Танцы… Здесь нужно показать класс — пусть он и бывший МС по спортивным танцам, но форму не слишком потерял — благодаря усилившимся физическим кондициям. Народные шведские, европейская «сборная солянка» вплоть до польской мазурки… Гуляли весело и ближе к полуночи он даже научил членов магистрата самому простому варианту ирландской джиги, известной в этой реальности как «Танец русских улан». Танцевали на небольшом помосте, установленном на площади, так что собравшиеся от души повеселились, наблюдая за прыжками «столпов общества». Ну да ничего — прыгали-то вместе со своим королем, так что урона репутации не будет, а воспоминаний…
Часам к двум пополуночи праздник стал затихать и Грифич ушел в предоставленный ему особняк.
— Тимоня, вели-ка воды принести.
— Сей минут, — денщик вприпрыжку унесся и через десяток минут притащил корыто и емкости с подогретой водой.
— Княже, там девицы к тебе хотели пройти…
— Да не хочу, — отмахнулся король, — ну то есть хочу, но ты знаешь, сам привык искать.
— Да знаю, выучил уж за столько лет, — хохотнул денщик, поливая Владимиру на спину.
— Подустал, — пожаловался ему Рюген, — физически-то ничего, но надоело. Домой хочу, в Штральзунд, но нельзя, в Петербург ехать надо, с Павлом обговорить.
Разговор с Павлом должен был состояться с глазу на глаз — очень уж много секретной информации придется обсуждать — такой, какую не доверишь бумаге. Так что в конце мая, после короткого отдыха с семьей, Померанский отправился в Петербург.
Павел оказался в отъезде — в Москве, но не критично, все равно он уже возвращался, так что два свободных дня король смог потратить на общение с Головиными и армейскими друзьями. Головины сейчас вовсю работали, восстанавливая родовые крымские владения. Дела шли настолько хорошо, что не так давно один из семьи стал генерал-губернатором Крыма — многие переселенцы ехали не просто «В Крым, к русскому царю», а именно к Головиным. Не только армяне и греки видели в них своих старинных правителей, но и болгары, входившие некогда в Восточно-Римскую Империю, относились к ним благосклонно. Как и сербы, румыны, молдаване…. Понять их логику было проблематично, очень уж густо она была замешана на древних преданиях, легендах, «сакральности» и прочей ереси. В основе такого отношения лежали мифы о «Золотом Веке» и южане считали почему-то, что если потомков готских и ромейских государей возвести на какой-нибудь престол, то этот самый «Золотой Век» вернется сам по себе.
Бред, конечно же, да и верили в это далеко не все южане. Тем не менее, вокруг родичей жены начала закручиваться колоссальная и необыкновенно интересная интрига. Ну как же — теоретически они могут претендовать на Армению, Грецию, Македонию, Болгарию, Крит, Кипр… И это только «самые-самые», а ведь была еще и Венеция, Италия… Нет, на шведский всерьез не могли — очень уж давно они на престоле не сидели, а корона Швеции не «виртуальна», в отличии от короны Болгарии. Тут масштаб посерьезней.
— Не страшно? — Спросил он тестя, — все-таки могут решить и отравить — просто на всякий случай.
Николай Федорович невозмутимо пожал плечами и чуть улыбнулся:
— Страшно, конечно. Но если подумать как следует, то любой вельможа рискует — недруги отравить могут, да к государю в опалу попасть. И где тут больше риска, еще вопрос: в конце-концов, всякая мелочь наглая нас теперь стороной обходит и не лезет со своими интригами. Тож на тож выходит.
