— Ну может.
В Петербурге дел было много: раз уж приехал, то нужно было решать вопросы Померании-Поморья, Швеции… Кстати, как у короля Швеции, претензии к Павлу были — его люди несколько увлеклись и начали «спрямлять» границу в Финляндии. Не то чтобы последняя была сильно нужна… Это лет через сто с гаком здесь могут открыть… А могут и не открыть (!) какое-нибудь месторождение, а пока — пустынные земли, богатые разве что рыбой и лесами. Но этого добра и в России было предостаточно!
— Вот здесь залезли, — тыкал пальцем по карте король, — а вот здесь и вовсе — военное поселение стали возводить!
— Ну начали так начали…, — Вильнул взглядом император.
Грифич возмущенно уставился на него:
— Я понимаю, что уходить не хочется, да и воевать я с тобой не буду. Тем более, из-за такой мелочи. Но ты хоть понимаешь, что из-за этого вот «спрямления» я просто НЕ СМОГУ принять в Швеции некоторые законы, благоприятствующие России?
Задумался…
— Ты прав, — тяжело сказал он, — заигрался.
На этом и закончили.
Забавно вышло с бывшей «вотчиной» — Департаментом Образования. Практически все чиновники были еще «Рюгенского» набора и по старой памяти пришли к нему с просьбами и предложениями. И? Пришлось решать — Павел попросил. Ну в самом деле — если Грифич известен в Европе как серьезный ученый, поэт и композитор, плюс «административный ресурс»… То и выходит, что с некоторыми вопросами проще обратиться к бывшему начальнику и теперешнему союзнику России.
Прежде всего требовалось упорядочить научную переписку с целью обмена информацией. Для этого Грифич, не мудрствуя лукаво, предложил организовать несколько научных международных журналов. Ученые будут присылать туда статьи, которые хотят видеть опубликованными, а затем журналы эти будут рассылаться по университетам — бесплатно.
Последнее привело сановников от науки в восторг — экономия! А ведь печатать журналы предполагалось где-то с тысячу экземпляров в общей сложности… Университетов-то в Европе до хренища, да и посылать нужно не по одному экземпляру, да «продавили» решение посылать их еще и в такие заведения, как «Шляхетский Корпус» и прочие.
Дороговато, да — качественная бумага в восемнадцатом веке стоит недешево, а гравюры, без которых не обойтись — и вовсе… Да другие расходы. Сумма выходила такая, что можно было бы взять на содержание полноразмерный пехотный полк, а то и не один. Но Владимир унял «жабу» — если дело выгорит, то Померания станет одним из научных центров Европы. Она и сейчас очень даже неплохо выглядит — хватает университетов, да и всеобщее образование сильно подстегнуло строительство типографий, частных школ (ну не могут же дети почтенных бюргеров владеть таким же набором знаний, что и отпрыски прачек и чернорабочих!?), так и расширение университетов… А заодно — увеличение числа преподавателей, всевозможных научных исследований и… пошли открытия. Не так чтобы «валом», но уж никак не меньше, чем в Пруссии, а это, знаете ли, показатель!
Были и дела, связанные с образованием косвенно. К примеру, несколько лет назад к Канту удалось «подвести» девушку из рода Головиных. Особа эта сильно увлекалась наукой, так что «тихой сапой»… Сперва — «научный союз», а затем и законный брак — «Исключительно ради приличий». Ну а там и детки пошли…
Зачем такие ухищрения? Ну так Канта знал даже попаданец — и помнил, что в РИ тот умер неженатым и бездетным. А такая генетическая линия не должна пресечься! Ну и разумеется — лучше она пересечется с Головиными, все-таки родня, пригодится. Кант в итоге влился в высшее общество, что сильно облегчило как научную, так и административную деятельность, Головины же получили еще одного умника
[68] в свои ряды.
Аналогично и с Ломоносовым — сыновей у него не было, но двух внуков и внучку
[69], пока еще не достигших брачного возраста, чаще видели в московской усадьбе Головиных, чем в доме деда или родителей.
Такой подход решал сразу несколько дел: ученые получали статус и работать им становилось значительно проще, другие ученые видели — взлететь-то можно высоко (!) и наконец — родня по линии жены обновляла кровь. Что ни говори, а высшее дворянство и в России приходилось друг-другу родичами. Дела обстояли не настолько печально, как в Европе, но подстраховаться, по мнению Грифича, стоило.
Кант, помимо административной деятельности и «клепания» детишек (пятерых уже успел!), занимался научной работой. И вот тут он что называется «попал в струю». После принятия православия он не слишком интересовался религией, но вот после женитьбы почему-то «пошло» и великий ученый начал сплетать свои теории так, что философия в них сильно перекликалась к идеями православия, причем как раз «нестяжателей»… В подробности Грифич не вдавался, ибо отвлеченные теории понимал слабо. Но ясно было, что в этой Ветви Вселенной Кант будет известен (да собственно говоря, уже мировая слава!) не только как философ, но и как богослов. А учитывая его аскетизм и высокую человеческую порядочность… То можно будет ожидать и причисления к лику святых. Особенно если возникнет политическая необходимость.
Глава восьмая
По возвращению домой, Грифич «пробил» идею местных литературных газет — нерегулярных, само-собой. Смысл был в том, чтобы каждая провинция или крупный город имели какой-то «рупор» для людей творческих. Нехай они там стихи пишут, воспоминания или исследования на исторические темы — в правильном ключе, ясное дело. Такие газеты он планировал не первый год, но все время что-то мешало или банально забывал за ворохом более важных дел.
Он понял, что сильно упустил возможности пропаганды. Не то чтобы совсем, но скажем так — занимался ей явно недостаточно, учитывая знания двадцать первого века. Даже с комиксами получилось скорее случайно, причем он был в позиции защищающегося, что не слишком-то хорошо. С той поры ситуация улучшилась, но не так чтобы очень — все-таки возможности у таких гигантов как Англия, Франция, Испания или та же Австрия были куда как серьезней просто из-за разницы масштабов. Вот и относился он к пропаганде, как к способу защиты — дескать, «Большие Братья» все равно переиграют. Такой вот пессимизм. А ведь можно если и не выиграть, то хотя бы свести «вничью» — просто потому, что у «Старших Братьев» есть серьезные разногласия и лавировать между ними достаточно реально.
Заведовать газетами он поставил Франца — одного из своих секретарей. Выходец из семьи крещеных евреев, он отличался фантастической деловой хваткой, самурайской преданностью Рюгену, вытащившего его семью из серьезных неприятностей и антисемитизмом
[70]. Антисемитизм секретаря его мало волновал — по причине практически полного отсутствия «раздражителей» во владениях. Законы, запрещающие гетто и местечки (а также любые компактные поселения национальных меньшинств), сделали свое дело и если евреи и селились в Померании-Поморье, то только «светские», в большинстве крещеные и заметного влияния ни на что не оказывали.
