Перечитывая записи Хэйла, я сразу невзлюбил Флейшера. Мне хотелось понять, почему такой хороший человек, как Хэйл, ушел из жизни одиноким, бедным и несчастным, а Флейшер, ничтожный манипулятор, процветал? Это было похоже на перевернутую с ног на голову сказку. Все дело в везении? В один прекрасный момент ты принимаешь решение, и оно влияет на всю твою жизнь, вне зависимости от всех последующих событий? Эти вопросы без конца вертелись у меня в голове даже во сне.
Однако был человек, который знал все ответы. С понедельника я начал собирать информацию о Флейшере.
Глава двенадцатая
Дневник Джека Бетранда (3)
Собрать информацию о Флейшере не составляло труда – он слишком высоко сидел. Просмотрев старые газеты в публичной библиотеке на Сорок второй улице, я узнал, что Флейшер стал знаменитостью в середине семидесятых, пожертвовав все свое состояние – более двадцати миллионов на тот момент – фонду «Белая роза». После этого он какое-то время жил за границей, а потом в начале восьмидесятых озолотился на Уолл-стрит. В «черный понедельник» в восемьдесят седьмом он потерял почти все, но спустя два года триумфально вернулся. Тогда в «Уолл-стрит джорнэл» его называли не иначе как «Ласковый снайпер».
В то же утро я позвонил своему боссу и взял несколько отгулов. Потом отправился в Верхний Ист-Сайд и «застолбил» вход в здание, где жил Флейшер. Это был элитный тридцатишестиэтажный дом на углу Пятьдесят восьмой улицы и Первой авеню.
Старая черная «тойота целика» Абрахама Хэйла так и стояла на стоянке напротив его дома. Я нашел ключи от машины в буфете и воспользовался ею, чтобы на следующее утро проследить за Флейшером.
Флейшер не стал пользоваться своей машиной, вместо этого он взял такси до модного кафе на Гринвич-стрит, недалеко от финансового центра.
Я зашел в кафе спустя пару минут после Флейшера. В заведении почти никого не было, но метрдотель тем не менее поинтересовался у меня, заказывал ли я столик. Я ответил, что не заказывал. Метрдотель окинул меня скептическим взглядом и проводил к столику у входа.
Я заказал эспрессо. Официант принес мой кофе.
Флейшер сидел за столиком у барной стойки в компании элегантной женщины лет тридцати и мужчины примерно того же возраста. Оба были очень хорошо одеты. Вела себя вся компания расслабленно, они ели круассаны и непринужденно болтали. Это совсем не походило на деловую встречу.
Флейшер, высокий и поджарый мужчина с приятными чертами лица и тонкими усиками, выглядел моложе своих лет. Если бы я не был в курсе, сколько ему на самом деле, я бы дал ему лет тридцать пять. На нем был шитый на заказ костюм, а его часы я бы не смог купить, даже если бы распродал все свое добро.
Я мысленно представил, как Хэйл голый лежит на полу и тишина с одиночеством медленно высасывают из него жизненные соки. Еще я подумал, что элегантная женщина с французским акцентом, с которой я познакомился в квартире Хэйла, могла оказаться той самой Симоной, о которой он упоминал в своих записях. А что, если она последовала за ними в Штаты? Если это так, то они могли продолжать общаться. Я вспомнил, что она знала, где расположена ванная комната у Хэйла, – она уже бывала там прежде. А с Флейшером она тоже контактировала? Возможно, все эти грязные игры и довели Хэйла до самоубийства. Смерть Хэйла, насколько я помнил, ничуть ее не расстроила.
Раздумывая над всем этим, я не заметил, как Флейшер оказался у выхода из кафе. Он подавал женщине плащ. Я оставил на столе пять долларов и пошел к выходу, но официант остановил меня и сказал, что кофе стоит пять долларов девяносто девять центов. Я пошарил по карманам и дал ему недостающий доллар, а когда повернулся к двери, было уже слишком поздно – Флейшер и его знакомые исчезли.
В тот же день мне позвонила по сотовому Линда. Я в этот момент курил, стоя у окна, и думал о том, что же все-таки могло произойти в ту ночь в Париже.
Линда сказала, что полицейское расследование еще не закончено и ее приятель отказался поделиться информацией об Абрахаме Хэйле. Потом она спросила, почему я не появляюсь на работе. Я сказал, что взял пару отгулов, и повесил трубку.
Хэйл в своих записях много и подробно рассказывал о себе, и я никак не мог взять в толк, почему он просто не написал, что в действительности произошло в том отеле.
Я нашел чистый лист бумаги и карандаш и нарисовал что-то вроде схемы из соединенных стрелками прямоугольников. В одном я написал «Абрахам Хэйл», соединил его с другим, в котором написал «Джошуа Флейшер». Все сводилось к тому, что произошло в ту ночь в Париже, поэтому в третьем прямоугольнике я написал: «Симона Дюшан, отель, осень 1976».
Один из них или они оба в ту ночь совершили нечто ужасное. В этом можно было не сомневаться. После этого они вернулись в Штаты. А что Симона? После той ночи Хэйл больше о ней не упоминал, он писал только о себе или о Флейшере. Все его воспоминания о Симоне относились к парижскому периоду его жизни. Но если та женщина, с которой я познакомился в его квартире, и есть Симона, значит они поддерживали связь после того, как она, судя по ее словам, десять лет назад переехала в Нью-Йорк.
Я пририсовал под прямоугольником с именем Симоны еще один и написал внутри: «Факты».
Она встречалась с одним из них, потом бросила его и стала встречаться с другим. Почему? Хэйл писал, что Флейшер умел манипулировать людьми и легко подчинял себе чужую волю. Хэйл наверняка очень страдал и злился, когда она ушла от него к Флейшеру, особенно потому, что считал, будто Флейшер на самом деле ее не любил, а просто хотел его ранить. И Флейшеру это удалось.
Но что произошло потом?
Я понимал, что это вопрос риторический. Во всем мире только два человека могли пролить свет на это дело: Симона (при условии, что это с ней я познакомился в квартире Хэйла) и Флейшер (при условии, что он согласится со мной говорить).
Спустя час, около семи, зазвонил телефон, и я снял трубку. Это была та самая женщина, с которой я успел познакомиться в квартире Хэйла. Голос у нее звучал так, будто она говорила со дна колодца.
– Извини, я не очень хорошо себя чувствую, – сказала она и вздохнула. – Не мог бы ты ко мне приехать? Я хочу рассказать тебе кое-что важное.
Я очень удивился: мы были едва знакомы, а она вот так запросто приглашала меня к себе.
– Да, конечно… Что-то случилось?
– То есть? Я же сказала, нам надо поговорить. Ты хочешь приехать или нет?
– Да, конечно, извини. Ты не могла бы продиктовать мне свой адрес и номер телефона?
– Что? У тебя же есть и адрес, и телефон.
– Кажется, я забыл, куда записывал.
Я внес всю полученную информацию в прямоугольник «Факты» и повесил трубку, потом надел пиджак и вышел из квартиры.
Я тогда еще подумал, уместно ли купить ей букет цветов, а потом вспомнил, что она вроде как заболела и мне надо торопиться. Я сел за руль «тойоты» и поехал в Вудхэйвен. Было уже темно, и я только через две минуты понял, что не включил фары. Я остановился у «Гранд-Централ» и купил сотовый – маленький, похожий на черного жука «Эриксон» с выдвижной антенной. Продавец, совсем молодой парень с татуировкой в виде красного дракона на правом предплечье, показал мне, как сохранить ее номер в памяти телефона.
