– Никогда не бывал в Калифорнии, док. Уж поверьте.
– Нет, были. В остальном вас словно не было. Был Джеймс Л. Бертранд, который родился и вырос в округе Мерсер, Нью-Джерси. Родители – Джон и Нэнси Бертранд. Вот только он умер в шестьдесят восьмом году от пневмонии. В возрасте двенадцати лет. Похоронен на кладбище Гринвуд. Полиция полагает, что вы в восьмидесятых или даже раньше взяли себе чужое имя. Кто бы ни сделал вам поддельные документы, сделал он их потому, что Джек Бертранд умер в юном возрасте и не имел близких родственников. Полицейские до сих пор пытаются подтвердить информацию, которую дал о вас мистер Флейшер. Отпечатки пальцев, зубные слепки, любая медицинская информация о вас – все максимум десятилетней давности. Но вы во время наших бесед дали мне кое-какие подсказки. Я соотнес их с полученной от мистера Флейшера информацией и пришел к выводу, что вы Абрахам Хэйл и с Флейшером познакомились много лет назад во время учебы в университете.
Доктор продолжал заталкивать в меня свою версию моей жизни, называя черное белым, а белое черным.
Его послушать, так я года два назад начал консультироваться у доктора по имени Винсент Рот. Жаловался на симптомы, характерные для параноидальной шизофрении. Доктор прописал мне таблетки, и я был госпитализирован в клинику Бельвю, на Первой авеню. Я прошел курс лечения, меня выписали, но лучше мое состояние не стало. Я постепенно терял связь с реальностью и стал воспринимать себя как человека по имени Абрахам Хэйл. Жизнь этого человека была исковеркана его другом, с которым он познакомился во время учебы в университете, когда ему было лет двадцать с небольшим.
Дневников не существовало в реальности. Я, вероятно, узнал обо всей этой истории – если она вообще имела место – лишь потому, что она была моими собственными отрывочными воспоминаниями, которым мой больной мозг придал далекую от реальности форму.
Год назад, выписавшись из клиники, я познакомился с Маргарет Лукас и договорился с ней, чтобы она раз в неделю приходила ко мне в квартиру и выступала в роли француженки Симоны Дюшан. Так начались наши своеобразные отношения. А когда у меня кончились деньги, она от соглашения отказалась. В результате я как-то вечером заявился к ней в квартиру, нанес ей смертельные удары ножом и смотрел, как она умирает. А незадолго до этого у меня произошла стычка с Флейшером.
И как раз тогда офис окружного прокурора послал запрос в архивы французской полиции на предмет пропавшей в середине семидесятых парижанки по имени Симона Дюшан. Ответ – нет, такой не было.
У меня, естественно, возникли вопросы, но я не стал их задавать, потому что знал, что это бесполезно. Все дело в деньгах, и богатые всегда правы. А мелким людишкам вроде меня остается с этим смириться. Наше предназначение – подчинение и служение таким, как они. Когда представитель богатой касты зол, ему ничего не стоит проглотить тебя, даже не пережевывая. Вот, собственно, и все.
Не знаю, сколько заплатил Флейшер за свою трактовку этой истории и сколько еще времени проведу в этой психушке. Это и не важно. Но я не позволю им отобрать у меня мою память. Я знаю, кто я, что я сделал и чего не делал. Я много чего помню: имена, места, лица. У меня есть прошлое. Здесь, в этих стенах, у меня отбирают прошлое, но я все еще пытаюсь представить свое будущее. Я ходил по сотням улиц, встречал тысячи людей, произносил миллионы слов. Со мной хотят сделать то же, что сделали с Абрахамом Хэйлом, хотят обнулить меня, хотят отобрать у меня все, всю мою жизнь.
Жаль, что дневники пропали. Они послужили бы доказательством того, каким умным и добрым был Абрахам Хэйл и каким мерзким манипулятором был Джошуа Флейшер. Я время от времени занимаюсь тем, что мысленно восстанавливаю те дневники, каждую страницу, каждое слово, все до последней точки. Возможно, я что-то упустил и тайна того, что произошло в Париже, была спрятана где-то между строк и теперь хранится среди моих воспоминаний. Я чувствую, что должен показать людям истинный характер этого человека, хотя он сам, когда писал дневники, стремился к обратному. Он прятал одну тайну внутри другой, по принципу русской матрешки. Но я уверен: когда-нибудь наступит день, и я все вспомню. Спешить мне некуда, сама жизнь потеряла очертания и последовательность. Превратилась в эхо, блуждающее по пещерам времени.
Глава пятнадцатая
Нью-Йорк, штат Нью-Йорк, шесть месяцев назад
Мэллори позвонил спустя два дня и спросил, прочитал ли я дневники.
– Да. Этот Бертранд умер в клинике?
– Да, в психиатрической клинике Кёрби в марте девяносто девятого. Повесился в туалете.
– И они были уверены, что он Абрахам Хэйл?
– Ну, они так считали, основываясь на дневнике и том, что рассказал им Джошуа Флейшер. Но им не удалась найти хоть одного человека, который бы опознал его как Хэйла. Флейшер не хотел, чтобы его втягивали в это дело, а заставить его сотрудничать против воли не было законных оснований. Родители Бертранда умерли, близких родственников у него не было. И, между нами говоря, я думаю, полиция недолго занималась установлением личности этого парня. Он убил женщину, его арестовали на месте преступления, признали виновным, но безумным и поместили в психушку. Дело закрыто, все счастливы. Никого не волновало, из Луизианы этот парень или из Нью-Джерси, главное – он изолирован от общества.
– Да, возможно, ты прав.
– Однако я еще раз переговорил со своим человеком во Франции. Симоны Дюшан в списках пропавших нет. Ты проверял, ее точно так звали? Может, Флейшер обманул тебя и той девочки вообще не существовало?
– Не думаю, зачем ему меня обманывать? И он был адекватен. Слушай, я знаю, что Симона много лет жила в Лионе с родителями. Ее приемный отец – Лукас Дюшан, герой Сопротивления. Ах да, у нее была младшая сестра, Лаура. Я тебе говорил о ней?
– Нет. Хорошо, я покопаю в этом направлении, но должен предупредить: возможно, ты зря теряешь деньги.
– Ты узнал что-нибудь о периоде, когда Джош и Абрахам жили в Париже?
– Удалось вычислить дом на Рю-де-Ром. В середине восьмидесятых здание полностью реконструировали, теперь это небольшой отель. Управляющим был некий Алан Бизерт, но он умер десять лет назад. Записей о жильцах дома до превращения его в отель не осталось. Фонд «Л’Этуаль», который арендовал квартиру, прекратил свою деятельность в восемьдесят первом, и никто не знает, где теперь его архивы. Так что…
– Кен, мне действительно надо узнать правду об этом деле.
– Ну если бы желания были машинами, побирушки разъезжали бы на «ягуарах». Я хорош в своем деле, но я не волшебник. Мне еще повезло, что я вышел на этот дневник. Угостишь меня кофе в пятницу в три, в «Старбаксе» на углу Восьмидесятой улицы и Йорк-стрит.
– Я знаю симпатичный ресторан в том районе.
– Спасибо, но жена посадила меня на диету.
В тот вечер я работал допоздна, а потом спал мертвым сном до самого утра. Проснулся я разбитый, принял душ, побрился, оделся. И постоянно думал о Джоше.
