– Да я про них вовсе не ведал, ей-ей! – перекрестился паренек. – Когда развязал, чуть не ахнул.
– Богатство привалило?
– Не-е, не потому. Отдать хотел. Ить, ежели ради пропитания али одежу – одно, а колты – иное. Токмо не вышло.
– А ведь он не врет, – встрял Улан. – Мужик-то упоминал, что поутру, уже после кражи, его у своего воза видел. Значит, и в самом деле хотел вернуть колты.
– Это меняет дело, – и Сангре, заметив, как жадно раздуваются ноздри юнца, всасывая в себя аромат жареного мяса, пододвинул ему миску, предложив: – На-ка, перекуси.
Тот радостно кивнул и накинулся на еду. Жевать, по всей видимости, он считал излишним, предпочитая сразу глотать, и кусок за куском мгновенно исчезали один за другим. Последний улетучился буквально через полминуты после начала его трапезы.
– Благослови тебя бог, мил человек, – умиленно произнес Вовка-Лапушник, поднимаясь с лавки и низко кланяясь. – Ежели дозволишь, пойду я?
– Погоди, – буркнул Петр, прикинув, что судя по судорожному заглатыванию у паренька и впрямь дня три, не меньше, маковой росинки во рту не было. – А ты слыхал, что я набор в дружину правопорядка веду? – осведомился он.
– Куды уж мне, – грустно отмахнулся незадачливый воришка и, тяжко вздохнув и обреченно махнув рукой, сообщил: – Эвон я какой лядащий. Ростом вышел, а силушкой господь не наделил. Меня и в холопья никто не возьмет, а ты ж поди к себе богатырей нанимаешь.
– Силушка конечно желательна, но не обязательна. Порою и таланта достаточно.
– Чего?
– Ну-у, художества, – поправился Сангре. – Один ловок необычайно, второй в разговоре без мыла кому хочешь в… – он кашлянул. – Словом, в любое место влезет. Есть у тебя какое-нибудь художество, дефективный?
Парень помялся и развел руками:
– Гусли токмо… Народ в деревне шибко нахваливал.
– А окромя них?
– На дуде могу, на свирели, на гудцах, на сопелях тож и…
– Стоп, – остановил его Сангре. – С музыкальными инструментами я понял. Как только переквалифицируюсь в продюсеры и заведу какой-нибудь ВИА под звучным названием «Легенда» или, чтоб понятнее для народа, «Былина», первым делом тебя в него запишу, а пока… Хотя погоди… – он призадумался. – Вообще-то меня князь гусляром иногда кличет, а я на гуслях, честно говоря… А скажи-ка мне, золотко, мелодию подобрать ты сможешь, если я тебе её напою?
– Дык чего ж проще, – радостно заулыбался паренек. У нас в деревне ежели кто новую песню с торжища привозил, меня завсегда звали, и как напоют, я ее вмиг на гусельках того…
– И получалось?
– Доселе ни разу не жаловались, – похвастался тот. – Я ж памятливый. Ежели свадебка какая, завсегда звали, чтоб я того, поиграл. Эх, жаль, под рукой ничего нет, я б тебе мигом чего-нито спроворил.
– Ну-у, это не проблема, надыбаем тебе бандуру, испытаем. Справишься – возьму к себе. А еще что умеешь?
– Дык сказываю же, памятливый я.
– Да мы здесь тоже склерозом не страдаем, – усмехнулся Петр.
– Не-е, я лучшее, – с легкой гордостью сообщил паренек. – Ежели чего увижу, все, навек запомню.
– Проверим, – кивнул Сангре.
Через пару минуту он аккуратно выводил на листе бумаги, предоставленной Молчуном, печатные, чтоб легче было читать, буквы. Написав три строки, он бросил перо в чернильницу и протянул лист пареньку:
– Думаю, хватит для начала. Запоминай.
Тот вытаращил свои пронзительные синие глаза, словно впитывая в себя текст, и через несколько секунд кивнул головой, давая понять, что готов к проверке. Петр перевернул лист и велел:
– Ну, воспроизводи.
Вовка молча потянулся за пером. Побратимы удивленно посмотрели на него, но ничего не сказали, продолжая наблюдать. А паренек, обмакнув перо в чернильницу, принялся старательно выводить увиденное на обороте листа. Закончив, он пододвинул лист Сангре. Тот прочитал и поморщился:
– А чего буквы такие кривые и пляшут? К тому же во второй строке «о» вместо «с» написал, и дальше пара ошибок – «н» вместо «и» и вон там тоже. Лучше бы ты устно воспроизвел, вслух, куда меньше ляпов получилось бы.
– Дак я грамоте вовсе не обучен, вот и не вышли все буквицы как надобно, – уныло сообщил тот.
– Чего?! – не сговариваясь, одновременно протянули побратимы и, переглянувшись, недоверчиво уставились на него.
– Так ты их по памяти вывел?! – ошарашенно уточнил Сангре. Паренек кивнул. – Да-a, с такими талантами вам, вьюнош, надо иметь выступлений до цирка. Лень бить в ладоши, но за такой номер я ни разу не слыхал, а за то, чтоб видел, вообще молчу. Значит так, ходячий феномен, ступай-ка ты…
Кратко пояснив, где расположен дом с проживающими в нем воинами, и к кому там надлежит обратиться, он потребовал повторить. Вовка и тут не спасовал, выдав услышанное слово в слово.
Когда он ушел, Улан похвалил друга:
– Лихо ты паренька завербовал. Не знаю как насчет гуслей, но такая память и впрямь дорогого стоит.
– Гусли тоже сгодятся, – хмыкнул Сангре. – Дудку волшебную помнишь?
– Еще бы. Я ж не раз тебя с нею по вечерам видел. Упражняешься?
– Ага, только как ни изгалялся, ничего не выходит. Еще немного помаюсь и этому орлу отдам, вдруг у него лучше получится.
А когда они уже направлялись к своему дому, Улан, хитро улыбаясь, напомнил про потраченные куны и осведомился, что бы сказала баба Фая, увидев эдакое мотовство своего внучка.
– Ох, навряд ли одобрила бы, как ты ими разбрасываешься, – подколол он.
– Тю на тебя, – хмыкнул Сангре. – Таки поверь мне, что все в точности до наоборот. И вообще, репутация непревзойденных сыскарей стоит куда дороже, а я ее, прикинь, за каких-то два десятка кун поднял на такую недосягаемую высоту, что ой.
– Да и ты и без того вскарабкался высоко. Можно сказать, уже в «законе» стал.
Сангре внимательно покосился на друга – не подкалывает ли? Убедившись, что тот серьезен и сказано от души, он довольно ухмыльнулся и уточнил:
– Но это среди простых тверичей, да еще купцов. А нам надо из княжеских рук «корону» получить.
Глава 13
Еще раз про любовь
Учитывая, что на Руси принято отправляться в путь с утренней зорькой, то есть на рассвете, прощальный ужин друзья решили устроить не накануне отъезда Улана, то бишь в понедельник, а на день раньше, в воскресенье.
– С похмельной головой в дорогу – дурная примета, – заметил Петр. – Пути не будет.
Впрочем, Заряница расстаралась уже в субботу, накануне пиршества, превзойдя саму себя. Стол ломился от всевозможных яств: копченая лосятина, и рябчики с тмином и шафраном, и заливные щучьи головы, от коих за версту несло чесноком, и печеная зайчатина, и стерляжьи спинки, и сельдь на пару. А по центру стола красовался жареный поросенок с яблоками.
