– Здесь хранится перст апостола Иоанна, кой вручает тебе почтенный брат-рыцарь Лотарь из баварского…
– Стоп! – перебил его Сангре. – Рыцарские имена и их бывшая прописка мне пока ни к чему. Это ты надиктуешь священнику, – и он отложил медальончик в сторону, потребовав: – Жми дальше, штандартенфюрер.
Вторая святыня оказалось тоже крутой: ноготь апостола Фомы. Третья – гвоздь из распятия святого Петра.
– А это что за телячья шкура, да вдобавок облысевшая?! – грозно нахмурился Сангре, недоуменно разглядывая небольшой кусочек, и впрямь напоминающий засохший кусок плохо выделанного пергамента. – Ты чего мне впарить собрался, стервец?
Людвиг повернулся к владельцу святыни и тот, донельзя перепуганный суровым тоном язычника, робко пояснил, что это кусочек кожи Варфоломея, кою по повелению его врагов, погрязших в язычестве, содрали с живого апостола. Далее оную святыню вывезли из Фессалии, коя близ Константинополя, его далеким предком еще в начале прошлого века, и с тех пор она передается по наследству от отца к сыну.
– Стало быть, передо мной остатки разграбленных благородной Европой константинопольских сокровищ, а ты, значит, из семьи потомственных бандюков, – сделал вывод Петр и, сменив деланный гнев на милость, поторопил Людвига. – Валяй дальше.
Тот робко протянул крохотный флакончик с несколькими желтоватыми каплями, плескавшимися внутри:
– А это что?
– Самое ценное, – понизил крестоносец голос до благоговейного шепота. – Здесь хранятся капли молока из сосцов пресвятой Богородицы. Того самого, коим она вскармливала Исуса.
Сангре, опешив, повернулся к Яцко.
– Ты с переводом не того? Не напутал? Ну-ка, переспроси.
Толмач переспросил. Ответ оказался прежним.
– Мда-а, – растерянно протянул Петр. – Не скупится матушка Европа на идиотов, – и, он, кашлянув в кулак, отвернулся, отчаянно кусая губы, чтобы не заржать во весь голос. Выдержав паузу, он повернулся к рыцарю, властно отстранил его протянутую с флакончиком руку, и заявил:
– Коготь апостола или его чешуя, в смысле, шкура – куда ни шло, но такое я принять не могу. Оно чересчур святое, недостоин я такой щедрости, оставь у себя. Сразу оговорюсь: слюни апостола Филиппа и мочу апостола Матфея тоже не предлагать. И вообще, мне и этих пяти за глаза. А теперь иди, отыщи своего муллу, раввина, аббата, короче, того, кто у вас в Рагните вел все службы. Пусть он под твою диктовку составит грамотку, причем на двух языках: на латыни и на русском. В ней должна быть вкратце рассказана история каждой реликвии, как она попала в руки прежнего владельца и чудеса, совершенные ею. – Тут Сангре спохватился, что бесплатная передача святынь, да еще столь массовая, впоследствии может вызвать сомнения, и торопливо добавил: – А в конце оставьте место для их стоимости – я сам ее позже назову.
Глаза рыцаря алчно блеснули. Сангре, подметив это, криво усмехнулся и пояснил:
– Подразумевается, что эти гривны пойдут в качестве частичного погашения вашего выкупа. Понятно?
– Но если писать все подробно, будет очень долго, – растерялся Людвиг. – И вряд ли падре Антоний знает русский.
– А ты, любезный, решил прямо сегодня к себе на базу НАТО удалиться? – хмыкнул Петр. – Нет, дорогой, не выйдет. Мне ж написанное в любом случае надо у секретарей великого кунигаса Литвы сверить, а то мало ли чего твой пастор Шлаг накарябает. Вы ж публика такая – глаз да глаз за вами. Вдобавок и местного митрополита из Новогрудка надо дождаться, чтобы он самолично перевод заверил. Короче, с недельку придется в плену потомиться. Да ты не волнуйся, – хлопнул он по плечу поникшего крестоносца. – Можешь кого угодно спросить – дон Педро всегда держит слово. Будь спок – шнапса с баварскими сосисками не обещаю, но отъешься ты на дармовых литовских харчах железно, и уйдешь без выкупа вместе со своим далай-ламой…
Гонец, по всей видимости, быстро нашел Гедимина и тот не заставил себя ждать, прибыл в Троки на четвертый день. К тому времени успели и подготовить грамоту на латыни, и перевести ее на русский язык.
– Ну, я свою часть выполнил, как и обещал, – довольно отрапортовал ему Сангре. – Осталась твоя.
– Все сделаю, не сомневайся, – заверил кунигас.
– А сверх того?
Гедимин настороженно уставился на Петра. Но тот пояснил, что ему нужен пустячок, не более. Всего-навсего надежный купец, готовый выполнить небольшое поручение. Правда, слегка рискованное, но зато в случае удачи сулящее принести неплохой доход самому торговцу. Гедимин, не раздумывая, согласно кивнул:
– Сыщу такого.
– И хорошо бы он сейчас находился в Москве, – предупредил Петр. – Или по крайней мере собирался туда.
– С этим хуже, – озаботился кунигас. – Но я нынче же проведаю, как и что, обожди денек-другой.
На сей раз ожидание не затянулось и как раз в тот день, когда прибывший из Новогрудка митрополит Феофил заверил русский перевод грамоты, Гедимин назвал имя купца – какой-то Вонибут.
А спустя два дня маленький отряд победителей, к которым прибавились шесть человек из числа тех самых мечников, изъявивших желание и далее остаться на службе у Сангре, отправился обратно в Тверь.
«Вот так, Уланчик, – мысленно обратился к побратиму Петр, – Я со своими проблемами как видишь, управился. Остались пустяки….»
Но он ошибался.
Глава 20
Москва и княжич Дмитрий
Новостей за время отсутствия Сангре в Твери скопилось изрядно. Как водится, были они двух сортов: хорошие и плохие. К первым относились монеты. Молодец, Заряница. Управилась от и до. И чеканы, изготовленные братом закалила, и монеты наштамповала. Ну прямо прирожденная фалынивомонетчица. Вон они лежат, милые, в небольшом сундучке – новенькие, блестящие, а уж красивые – глаз не отвести.
Плохой новостью стал недавний отъезд князя в Орду. Получалось, не вышло у Дмитрия придержать своего батюшку в Твери до возвращения Петра. С другой стороны, княжича и без того благодарить нужно, чай август на дворе – не мог же он бесконечно сдерживать Михаила Ярославича.
Уехал князь кратчайшим путем – не в обход, Волгой, а срезав изрядный кусок, по Нерли Волжской, и далее «волоком» до другой Нерли, Клязьменской, текущей через Владимир и впадающей в Оку. Фора во времени получалась изрядная, ведь княгиня Анна с младшим сыном Василием, провожавшая мужа до устья реки Нерль Волжская, позавчера уже вернулась обратно в Тверь. Словом, пытаться догнать его нечего было и думать.
Следовало спешно выезжать следом, но возник вопрос – как быть с Москвой? Он же обещал побратиму лично провернуть реализацию монет. Вдруг что пойдет не так, и как быть? Народ растеряется, а вывернуться, выскользнуть, придумав подходящий экспромт, будет некому. Его люди конечно, головы положат, спасая Изабеллу с Заряницей, но тогда на всех многомесячных трудах можно смело ставить крест. И тот же самый, но могильный, на незадачливых гостях Москвы, а чуть погодя – на Михаиле Ярославиче.
