– Ты думаешь, они… – насторожился Дмитрий.
Сангре кивнул, но торопливо уточнил:
– Но на сей раз неточно, в смысле я предполагаю, а как на самом деле – неизвестно. Сам видишь – времени у меня совсем нет, в Орду поторапливаться надо, а то бы поточнее разузнал.
– Ну коль так, тогда и говорить не о чем, – согласился Дмитрий. – Знамо, останусь, – он вздохнул и, неожиданно поменяв тему, задумчиво молвил:
– Нехорошо как-то выходит. Гедимин тебе поди всю душу нараспашку, коль ты столь всего прознал, а ты эвон… Нет, нет, – заторопился он. – Конечно, для Твери оно благо, а все ж неладно. У самого-то кошки не скребут на душе?
Вот уж чего-чего, а такого упрека Петр никак не ожидал. Ишь ты, каков парняга вырос.
«Потому, наверное, Тверь и проиграла, что ее князья постоянно норовят по правде жить да по справедливости поступать, – пришло ему на ум. – А с другой стороны, будь они иными, и нас с Уланом здесь не было бы».
Но оправдаться следовало, вон как смотрит.
– Запомни, княжич, раз и навсегда, – твердо сказал он. – Ни я, ни тем паче мой побратим, тех кто нам доверился, никогда не предаем и не продаем, – и на всякий случай чуть ли не по складам повторил: – Ни-ко-гда.
– Но как же?! – опешил Дмитрий. – Ты ж…
– Придет время и я всё расскажу без утайки, – последовало повторное обещание. – Всё полностью. А пока рано. Вначале нам всем надо эту зиму пережить, да весну встретить, а там… и ответы мои подоспеют. – И Сангре многозначительно подмигнул княжичу.
Дмитрий понимающе закивал, направился к выходу, но у самой двери остановился и, обернувшись к идущему следом хозяину терема, и смущенно пробормотал:
– Слышь-ко, я там нашумел поначалу на тебя из-лиха, так ты б того, не серчал, ладноть?
– Ничего страшного, – улыбнулся Сангре. – С княжеского плеча и по уху приятно.
– Все шуткуешь, – вздохнул Дмитрий. – Верно батюшка сказывал, не поймешь тебя – то ты один, а то вовсе иной. А какой взаправдашний, поди пойми.
– Друзья разберутся, а врагам лишнее знать ни к чему, – пожал плечами Петр.
– Ну и ладно. – Княжич ухватился за ручку двери и вновь оглянулся. – А подсобить-то ничем не надобно? Людишек, к примеру, из тех, кто в тех краях побывал, не прислать?
Сангре улыбнулся. Вообще-то основная роль татарина Янгалыча, ставшего одним из тех, кто заверил подлинность неких откровений сотника Азамата, была свидетельская. Но служа в охране одного из купцов, частенько ездившего с товарами и в Орду, он хорошо ведал тамошние порядки и более знающего человека трудно было отыскать. Правда, ехать тот поначалу не хотел, но когда Петр поднял цену до пяти десятков золотых, дал согласие.
– Есть у меня один. Думаю, хватит, – сообщил Сангре.
– Ну а в чем ином нужды не испытываешь? Ты токмо словцо поведай, а уж я расстараюсь.
Взгляд его был столь умоляющий – княжич явно стремился хоть как-то расплатиться за свою грубость – что Петр решил сделать ему приятное.
– Пожалуй, и впрямь небольшая нужда имеется, – сообщил он. – Я тут по случаю кое-какие святыни приобрел, так мне бы сложить их во что-то красивое. Знаешь, чтоб соответствовало содержимому.
– Святыни, – протянул княжич. – Стало быть, ковчежец тебе нужон. Непременно сыщу подходящий. – И он заулыбался, радуясь хоть в чем-то оказаться полезным. – А еще?
– Да пожалуй… – протянул Петр, но осекся, задумчиво потер переносицу, припомнив, сколько раз критиковал Лапушник свои гусли – и струны худые, и дерево не то, а потому звук глуховат – и лукаво прищурился. – Слушай, помнится, ты в начале разговора гусляром меня назвал…
– То сгоряча, – пояснил густо покрасневший княжич. – Да и повинился я перед тобой, Петр Михалыч, почто ты сызнова? Кто старое помянет…
– Не о том речь, – отмахнулся Сангре. – Просто княжеское слово золотое. Раз назвал, надо соответствовать. Так ты поскреби в своих хоромах по сусекам. Глядишь, и впрямь гусли хорошие в сундуке каком-нибудь сыщутся.
– Чего?! – опешил Дмитрий и не веря собственным ушам, переспросил. – Ты… всерьез?
– Я всегда всерьез, даже когда шучу, – ухмыльнулся Петр.
Княжич некоторое время вопросительно вглядывался в невозмутимое лицо Сангре и наконец согласно кивнул:
– Сыщу. Непременно сыщу, – но не вытерпел, полюбопытствовав. – А ты хоть играть на них умеешь? – и услышал в ответ бодрое и загадочное:
– Неважно. Зато у меня аккомпаниатор имеется.
Глава 21
Почти опоздал
Если подробно описывать перипетии путешествия Петра в Орду, стопка листов оказалась бы толще самого пышного каравая из тех, что пекла Заряница, а они выходили у нее ого-го какими высокими. Поэтому лучше ограничиться кратким перечнем. Началось с мелочей – возникли проблемы с ладьей, точнее с ее расшатавшейся обшивкой. Плыть, когда в щели хлещет вода – сплошное мучение и никакого смысла. Кое-как дотянув до ближайшей деревеньки, ее вытащили на берег и подались к местным жителям за смолой. Заливать решили поутру, но на рассвете разбушевалась гроза и точный удар молнии как назло угодил именно в нее. Успевшие просохнуть доски весело заполыхали. Потушить удалось, но путешественники остались без транспорта. Хорошо хоть пожитки, выгруженные с вечера, уцелели. Купленные втридорога маленькие крестьянские лодки удалось заменить на что-то приличное нескоро.
Но это было начало бед, главной из которых стали татары. Чем больше путники отдалялись от Руси, тем наглее становился встречавшийся им народец, выкрикивавший нечто загадочное, но явно угрожающее. Спасала река, но не всегда. Дон в своих верховьях не больно широк, и порою стрелы добивали до ладьи, с мягким глухим стуком впиваясь в борта. Озлившись, Сангре решил ответить тем же, но Янгалыч вовремя его придержал. Мол, если прольется кровь, тогда они вовсе остервенеют и точно не отстанут. Пришлось отвечать, но с перелетом. Так сказать, для понимания. Уразумев намек, татары отставали, но проходило немного времени, и им на смену появлялась новая стая.
Пристать к берегу на ночлег в таких условиях нечего было и думать, и спали прямо в ладье, стремясь держаться посреди реки. Якорь, если каменную глыбу, обмотанную веревкой можно назвать таковым, не помогал, скользя по мягкому илистому дну. Из-за этого приходилось выставлять ночных караульных, бдивших за проплывавшими в опасной близости топляками, а заодно и за тем, чтобы не снесло к густо поросшему камышом берегу.
Когда они наконец-то высадились, мучения не кончились. Уже к концу второго дня всех стала обуревать жажда. Привыкший к обилию рек на Руси Сангре допустил оплошность, прикупив не так много бурдюков с водой, как следовало, и они вскоре опустели, а степь была в эту пору уже сухой. Сам Петр как-то терпел, да и Янгалыч чувствовал себя сносно. Зато остальные восемь спутников из числа оставшихся (половину Сангре отправил обратно, справедливо посчитав, что не должно быть у купца столько воинов, вызовет подозрение), откровенно страдали. Все они: и юный «Папушник, и Яцко с «Покисом и Сниегасом, и две пары арбалетчиков – выросли в краях, где сплошь и рядом озера, реки или на худой конец родники. Потому у них в голове не укладывалось, что можно проехать целый день и не встретить самой захудалой лужи. Особенно тяжко приходилось могучему «Локису, опроставшему свой бурдюк еще поутру второго дня, да сыну Дягилеву по причине малолетства. Пришлось Петру делиться с ними своим запасом.
