Однако жажда оказалась лишь приложением к постоянно встречавшимся на пути татарским разъездам. До стрельбы не доходило, но не раз было весьма близко к тому. Правда, вскоре, по совету Янгалыча, он с его помощью сумел договориться с начальником одного из разъездов, представившись купцом и сказав, что едет к Узбеку. А на всякий случай, чтоб остудить степной народец, многозначительно намекнул, будто везет послание одному из ближних темников хана. Ну и в заключение предложил возглавлявшему разъезд сотнику, назвавшемуся Бурнаком, сопровождать его. Разумеется, не бесплатно. Продемонстрировав содержимое одного из сундучков с заманчиво поблескивавшими в нем двумя десятками гривен, Петр кратко заявил:
– Все твое. Но отдам, когда доедем.
Бурнак попытался выторговать еще, но Сангре в ответ развел руками и с грустным видом показал свой кошель со скудным содержимым: три десятка серебряных монет, а если по весу и гривны не наберется. Под благовидным предлогом он продемонстрировал ему и содержимое остальных шести сундуков. В двух из них хранилась сменная одежка, запас арбалетных болтов и прочая мелочевка, а в остальных – меха, причем далеко не первосортные, пусть не думает, будто у него имеются какие-то особо дорогие товары.
Сундуки под меха передал ему Дмитрий, нещадно раскритиковавший приготовленные Петром. Дело в том, что в выделенных княжичем сундуках, в отличие от предыдущих, было устроено потайное дно. Вообще-то княжич приготовил их впрок, для себя, согласно поручению отца собрать как можно больше гривен и, не мешкая, привезти их в Орду. А как везти, чтоб не ограбили по дороге? Вот князья и приспособились.
Но с арб ни один из сундуков не снимали, и сотник не подозревал, сколько они весят, иначе бы сразу понял, что там не одни меха.
Бурнак разочарованно глянул на шкурки и, печально вздохнув, мол, столь тяжкий труд за сущие гроши, согласно кивнул. Вообще-то у Петра было иное мнение как насчет труда, так и оплаты, но он благоразумно удержался от комментариев.
Сопровождение татар пришлось кстати. Прочие разъезды, встречавшиеся им, сотник добросовестно разгонял. Как сообщил Яцко, до того с грехом пополам знавший татарский, но успевший изрядно попрактиковаться в пути благодаря Янгалычу, Бурнак был достаточно откровенен со своими коллегами-бандюками. Если кратко, его объяснения сводились к одной фразе: «Кто нашел кобылицу, тот ее и доит».
– Понятно, – кивнул Петр, услышав перевод. – Кто первым встал, того и лапти.
Впрочем, он не затаил обиды на сотника. В чужой монастырь со своим уставом лезть глупо, кто как может, так и живет. Да и не от хорошей жизни Бурнак взялся за такое – достаточно посмотреть на его одежду. Да, добротная, крепкая, но никаких украшений. У сабли, на которую Янгалыч рекомендовал смотреть в первую очередь, была самая простая рукоять без единого камешка-самоцвета. А украшения на оружии – первый признак благосостояния степняка.
К концу первого дня совместного путешествия, вволю напившись воды из источника, спрятавшегося в распадке меж двух холмов, Сангре даже стал испытывать к сотнику симпатию – уж больно сладка оказалась родниковая вода. Да и сам Бурнак вроде бы добросовестно выполнял уговор, охранял, ограждал, оберегал.
Впрочем, истинная цена его добросовестности выяснилась во время первого же вечернего привала. Сотник был достаточно откровенен и особо не таился. Дескать, повстречайся они в иное время, все сложилось бы иначе и далеко не мирно. Но разосланные по всей степи гонцы оповестили о чем-то вроде большого сбора. Бурнак обязан был явиться к темнику Кавгадыю с пятью десятками воинов, а у него их как раз столько. Попытайся он взять товар силой и потеряй при этом хотя бы несколько человек, кары не миновать. А потерять, скорее всего, пришлось бы – и последовал косой взгляд на могучего Локиса и прочих. Да и к чему затевать свару, когда все гривны и без того, согласно уговору, будут принадлежать ему. Разве без мехов, да этих никчемных железяк – Бурнак кивнул на арбалеты. Но их приличный воин и в руки-то брать побрезгует, не говоря о том, чтобы сменять на них добрый лук.
Услышав про Кавгадыя, Сангре насторожился и, заявив, что он с первых минут почувствовал необъяснимую симпатию к Бурнаку, а за такое нельзя не выпить, подмигнул Яцко. Тот, мгновенно сообразив, прихватил Локиса и вместе с ним направился к арбам, прикупленным тогда же, в деревеньке, где они высадились на берег. Гигант литвин без видимой натуги ухватил сразу два бочонка, взвалив их себе на плечи, и, сопровождаемый восхищенными взглядами как сотника, так и его людей, невозмутимо притащил их к походному дастархану.
Мед Петр прихватил с собой по совету Янгалыча. Дескать, татары на мусульманский обычай не пить хмельного особого внимания не обращают. Во-первых, приняли они эту веру недавно, притом большая часть обращена в нее насильно. А во-вторых, Магомет запрещает пить лишь вино, получаемое из винограда, а у них в основном арака из кобыльего молока. Про нее же пророк умолчал. Посему и мед, также не имеющий к лозе ни малейшего отношения, они пьют за милую Душу.
Спустя еще полчаса развеселившийся сотник уже орал нечто заунывное, при этом зачем-то задрав свою плоскую рожу к небу и обращаясь к непосредственно к луне. Словно почуяв коллегу, откуда-то неподалеку отозвалась пара волков. Устав от его завываний, Сангре вспомнил про Лапушника и позвал его аккомпанировать.
– Для начала исполним то, что больше подходит к окружающей обстановке, – объявил Петр, глядя на застывшего в готовности подыграть паренька, и затянул: «Степь да степь кругом». Сотник затих, насторожился, но, услышав перевод Яцко, пришел в неистовый восторг. Пришлось следом исполнить и другую: «Ноченька мисячна». А затем и третью, из числа «белогвардейских». Разумеется, в исполнении Сангре степь была прошита не пулями, а стрелами. Словом, пошел контакт.
Правда, несмотря на то что гулеванили чуть ли не полночи, выудить из Бурнака какой-нибудь дополнительный компромат про Кавгадыя не удалось. То ли сотник ничегошеньки не знал, то ли остатки осторожности не покинули его буйную голову, а потому все его рассказы касались исключительно собственной личности. Так Сангре узнал, что Бурнак означает белоносый, поскольку он родился у дочери старейшины рода и потому его по обычаю положили рядом с белоносым псом. Но стоило Петру осторожно перевести стрелки на Кавгадыя, как сотник моментально умолкал или менял тему.
Однако лиха беда начало. И на втором вечернем привале Сангре все-таки исхитрился так напоить Бурнака, что тот разоткровенничался и сообщил пару любопытных фактов из биографии темника. Да и про Азамата тоже. Правда, с последним сотник был знаком шапочно. Несколько раз виделись, но водку, в смысле араку, вместе не пили и ничего общего не имели. Уж больно надменно держался Азамат, намекая на свое высокое происхождение – будто он чуть ли не чингизид, хотя и незаконнорожденный.
Сообщение Бурнака новостью для Петра не стало. Более того, он сам знал о чингизидском происхождении Азамата куда больше. Верно пели лиса Алиса и кот Базилио в детском фильме-сказке про Буратино. Для хвастуна и впрямь не нужен нож, ему немного подпоешь и делай с ним, что хошь. И он с помощью Улана выудил из прикованного к постели сотника много чего, включая факт, что его мать как-то переспала с великим ханом Менгу-Тимуром, дедом нынешнего хана Узбека.
