– Он что, тоже твой знакомец? – усмехнулся князь.
– Да нет, пока он меня еще не знает, миловал его Аллах, – лукаво улыбнулся Сангре. – Но терпение всевышнего не беспредельно и сегодня темник наконец будет иметь счастье лицезреть меня и поверь, обязательно придет в восторг от нашего с ним бурного свидания.
– Думай, чего мелешь, гусляр, – буркнул князь. – За Романца тебя благодарствую, молодца, да и у Узбека ты тоже умно себя вел, ничего не скажешь, но тут иное.
– Опять не верит! – звонко хлопнул себя по ляжкам Петр. – Ай зохен вей! – завопил он, поднимая руки к небу. – Да когда ж оно закончится?! – Но, спохватившись, что могут услышать на улице, мгновенно понизил голос и проникновенно сообщил: – А между прочим, Гедимин тебе привет передавал и расставаться со мной никак не хотел. А я, как дурак, к тебе рвался. И шо я вижу, стремглав прилетев в эти дикие края, где никакого комфорта, полузвездочная юрта и даже простая вода по карточкам раз в неделю? Сплошное недоверие и лютое непонимание! Вай мей! И сколько мне надо положить таких христопродавцев как Романец, дабы ты убедился, что и я кое на что гожусь?! – Продолжая причитать, он закрыл ладонями лицо для вящего эффекта.
Подействовало.
– Да ладно тебе, ладно! – смущенно буркнул Михаил Ярославич. – Чего ты? Верю я тебе, верю.
Отнимать ладони от лица Сангре не стал, но пальцы раздвинул и, глядя в образовавшиеся щели, лукаво поинтересовался:
– И на встречу возьмешь?
– Уговорил, возьму.
– Уже хорошо, – одобрил Петр. – И поверь, ты таки ни разу не пожалеешь.
Глава 23
Воспитательная работа
Сотник не солгал, и не прошло и часа, как темник действительно прикатил, сопровождаемый десятком воинов. Выглядел он точно так же, как и в Твери, где его впервые увидел Сангре. Даже одежда на нем была прежняя. И хотя по вечерам становилось прохладно, Петр решил, что пушистая лисья шапка и нарядная русская шуба – явный перебор, все-таки сентябрь, а не декабрь на дворе.
«Правильно я его тогда образиной с бабьим лицом назвал, – удовлетворенно подумал Сангре. – Образина и есть. Причем жирная, бессовестная и наглая, как президент Украины. А вдобавок плоскомордая, как обезьяна».
Речь Кавгадыя полностью соответствовала внешнему облику – льстивая, вкрадчивая, с наигранным добродушием. И вдобавок с эдакой снисходительнопокровительственной интонацией.
– Зачем такой хмурый, княже? Не надо печалиться. Ты же знаешь, я токмо вид делаю, будто Юрию потакаю, а на самом деле за тебя всей душой стою. Но тайно, так надежнее. Потому и давал тебе оправдаться на суде, не встревал, не обрывал. Еще мало-мало потерпи, чтоб Юрий совсем изоврался и судьи поняли, что он плохой князь, подлый, и тогда совсем твой верх окажеся. А с гусляром ты хорошо удумал, князь, совсем хорошо.
Взгляд его до этого скользил по сундукам в княжеском шатре, словно оценивая, сколько лично Кавгадыю достанется по окончании суда при дележке имущества тверичей, но теперь притормозил на Петре. Маленькие гадючьи глазки, зорко выглядывавшие из-под припухших век, буквально впились в Сангре, словно пытаясь просчитать, насколько этот парень, оказавшись в опасной близости к хану и его духовному наставнику, может изменить соотношение сил.
– Надо же, сколько он всего у тебя ведает! Отчего в Твери не похвалился таким умным гусляром? – продолжал мурлыкать темник. – Зачем его от своего старого друга скрывал? И сильный какой. Без оружия с Романцом управился, а ведь у мытника нож был. Правильно сказал великий Узбек, то кара Аллаха, нельзя запрет ханский нарушать. Правда, – он хитро зажмурился, – и я немного помог, молвил хану слово в защиту твоего гусляра. И не не одного хана, но и еще кое-кого попросил. Думаешь, просто так Занги-Ата за твоего Петра заступился? Не-ет, то я ему подсказал. И не токмо подсказал, но и подарок сделал. А он хоть и шейх, но тоже серебро-золото любит. Только жадный совсем. Пришлось много платить. И беглербег с кади молчали, сам видел, правда? Тоже я потрудиться успел, одарил их от твоего имени. К тебе ехать за серебром некогда было, но я своего не пожалел. Не меньше полутысячи гривен раздал помимо тех трехсот, что ты мне передал. Весь сундук опустел. Но это ничего. Думаю, сейчас я за князя расплачусь, потом заеду – он вернет. Ведь мы с тобой друзья крепкие, можно сказать, почти побратимы, к чему считаться.
Михаил Ярославич развел руками.
– Рад бы обратно вернуть тобой потраченное, но у меня ничего не осталось, – сокрушенно произнес он. – Разве взаймы у нашего гусляра попросить? Если не откажет, тогда…
– Конечно, не откажет. Я же за него эти гривны платил, как он отказать может, верно? Да еще своему князю. А ты, гусляр, не жалей, не скупись. Мое слово ныне дорогого стоит. Если я и далее защищать тебя стану, никто тебя в Орде тронуть не посмеет.
Сангре слушал и улыбался, от души восхищаясь столь наглой ложью. Это ж талант иметь нужно, чтоб так беспардонно врать. Ну и, само собой, не иметь стыда и совести. И вдобавок считать своих собеседников за полных идиотов. А последнее не могло не радовать – самоуверенного жулика брать куда легче.
Картина окончательно прояснилась, и Петр решил приниматься за дело. Поднявшись с кошмы – и как в такой позе народ сидит, непонятно – он невозмутимо заявил:
– Гривны у меня не здесь, а у Кириллы Силыча в шатре.
Но едва они вышли, он обратился к князю.
– Мне тут кое-что тайное передать темнику надо помимо гривен. Ты уж прости, Михаил Ярославич, но о том тебе знать ни к чему, – князь недовольно засопел, но Петр непреклонно заявил: – Лучше одну мою небольшую просьбу выполни. Выстави своих дружинников возле шатра Кириллы Силыча, но на таком расстоянии, чтоб они ничего услыхать не могли, – он повернулся к Кавгадыю. – А ты, темник, для верности своими людьми их разбавь, тогда точно никто подслушать не сможет, – и он нахально усмехнулся, дружелюбно хлопнув опешившего татарина по плечу. – Что, заинтриговал? А это только начало. Погоди, погоди, то ли еще будет, ой-ёй-ёй, – многозначительно пообещал он.
Лицо Кавгадыя и впрямь посерьезнело, благодушная улыбка слетела напрочь, как не было ее вовсе и он, на пару с удивленным донельзя князем, принялся послушно распоряжаться, выставляя своих людей.
– Тебя как зовут, а то я запамятовал? – небрежным тоном осведомился Кавгадый, едва они вошли в юрту Сангре.
– Меня не зовут, я сам всегда прихожу, – многозначительно пояснил Сангре и чуть ли не насильно приземлил темника на кошму, посоветовав: – Разговор у нас долгий будет, так ты усаживайся поудобнее. Но вначале я привет тебе должен большой передать от сотника твоего, Азамата. Помнишь, надеюсь, его?
– Так он жив? – деланно изумился Кавгадый и начал оглядываться по сторонам. – A-а… где он?
– Где, где, в Караганде, – отмахнулся Сангре, чувствуя кураж и предвкушая предстоящее удовольствио от того, как он сейчас уделает эту наглую скотину. Это ж надо, жрать в Твери в три горла и принимать подарки, а затем, прибыв в Орду, попросту сдать гостеприимного хозяина. Причем не в силу каких-то беспощадных обстоятельств, а просто так. Как говорится, ни за понюшку табака. И вдобавок эта тварь умудряется продолжать вытягивать из князя гривны. Такое уметь надо.
