Расставались они весьма довольные друг другом.
– Но помни, – напоследок предупредил собеседника князь, – подсоблять стану токмо после того, как заберу с торжища обещанное тобой.
– Обещанное тебе самому для уплаты дани, – уточнил Петр.
– И половину с полусотни за князей.
– Ай, не надо меня смешить, а то может треснуть губа – двадцать добавлю и это предел. К тому же уговаривать и уговорить – это две большие разницы и кто сказал, что у тебя оно получится, невзирая на тяжкие труды?
На том и договорились.
Когда Сангре вышел из княжеского шатра, окончательно стемнело. Сопровождавший его Вовка-феномен, стоящий у коновязи, во все глаза таращился на Федора Давыдовича.
– Вот сей малец тебе нужного купчишку и покажет, – ткнул в него пальцем Петр.
Пока возвращались обратно, Сангре, бодро покосившись на ярко светившие над головой звезды, порадовался, что день прошел весьма плодотворно, хотя завтра его ожидало само тяжкое – разговор с новгородцами, а как к ним подступиться он понятия не имел.
«Ладно, – отмахнулся Петр. – Авось чего-нибудь придумается. На свежую голову и кирпич легче».
Прибыв в стан тверичей, он недовольно поморщился. Атмосфера там и правда была тягостной – из княжеского шатра доносилось унылое поминальное песнопение. Вышедший вскоре оттуда священник отец Александр, духовник Михаила Ярославина, завидя Сангре, терпеливо сидящего у костерка в ожидании Кириллы Силыча, укоризненно покачал головой.
Но нет худа без добра. При виде отца Александра в изобретательном мозгу Сангре зажглась искорка новой идеи. Помнится, Кирилла Силыч говорил, будто тот изрядно начитан. Тогда, может быть, он знает и кое-какие правила, нарушение которых подорвало бы авторитет Юрия Даниловича именно как христианина. А еще лучше, вообще отлучить его от церкви. Ну и в идеале – предать анафеме.
Но вначале следовало запустить к священнику боярина, чтоб смягчить сердце княжеского духовника. Мол, отсутствовал по уважительной причине, да и в латинстве своем колеблется с тех пор, как на Русь попал. Словом, приветить бы человека надо, обласкать вниманием и на вопросы его ответить как можно старательнее, тогда, глядишь, со временем и вовсе в православие перейдет. Да и какую-нибудь из великих святынь Спасо-Преображенскому собору подарит.
– А отец Александр тебе на кой сдался? – изумился боярин, услышав просьбу Петра.
– Боюсь рассказывать, чтоб не сглазить.
– Сглаз – это да, – оценил предусмотрительность Петра Кирилла Силыч. – Тогда и впрямь. А потолковать что ж, ладно, потолкую.
Вскоре княжеский духовник уже сидел у Петра. Отец Александр действительно оказался изрядно начитан. Удручало иное – он постоянно осыпал своего собеседника различными цитатами. Протерпев первые полчаса, Сангре взмолился:
– Отче, время дорого. Давай так, я спрашиваю, а ты отвечаешь. И без пояснений, почему да отчего, и что под этим разумеется.
– В этом вы все, латины, – недовольно проворчал священник. – Вечно торопитесь, спешите, аки на пожар. А в речах о богоугодном и святом спешка оная ни к чему. Еще Иоанн Златоуст сказывал…
– Стоп! – бесцеремонно остановил его Петр. – Лучше скажи, ты хочешь нашему князю помочь? Только отвечай, как Христос в писании требовал: «Да будет слово твое твердое: да – да, нет – нет, а остальное от лукавого».
– Да неужто нет! Токмо не ведаю, как, иначе…
– Достаточно! – оборвал его Сангре. – Значит, хочешь, но не видишь возможности – правильно я тебя понял? – Священник кивнул и хотел подтвердить свое согласие очередной цитатой, но умолк, уставившись на предупредительно вытянутую руку своего собеседника. – Ша, батюшка. Таки поверь, возможность выйти со словом божьим я тебе скоро предоставлю. Но вначале мне надо знать, откуда это нужное слово выковырять. А посему огласи мне, пожалуйста, весь список прегрешений, за каковые православного мирянина полагается отлучать от церковного общения. Но кратко, отче, очень кратко, ибо ночь наступает. – И он навострил уши.
Дальнейший разговор имел более деловой тон благодаря тому же Петру, вовремя останавливавшему священника короткими репликами:
– Достаточно, отче. Я все понял, газуй дальше. Нет, не пойдет, переходи к следующему. Стоп, и это не то.
– Да ты сам-то ведаешь, чего ищешь?! – взмолился, наконец, тот.
Сангре помедлил, но всей правды не сказал. А как ее скажешь, когда она звучит совсем не по-христиански. Дескать, хочу подставить ближнего своего. Потому ответил уклончиво:
– Если бы я знал.
– Но тогда как ты…
– Верю, господь подскажет, когда набредем на нужное. А ты продолжай, продолжай.
– А другое апостольское правило гласит, что ежели кто из клира посмеется над хромым, глухим, слепым, или болеющим ногами, – вновь забубнил отец Александр, – да будет отлучен. Тако же и мирянин.
«Ну да, и как мне заставить Юрия вовремя заржать при виде паралитика. Да и увечного сыскать навряд ли получится. В Орду одни здоровые ездят», – тоскливо подумал Сангре, недовольно буркнув:
– Дальше, дальше.
Он уже стал понемногу отчаиваться, но продолжал упрямо слушать бесконечные правила – вдруг да что попадется. И судьба, очевидно восхитившись его упорством, подкинула ему шанс. Правда, он сам чуть его не упустил, поскольку ухо в первую очередь уловило какую-то мертвечину, а соблазнить ею московского князя нечего и думать. Петр уже открыл рот, дабы снова поторопить священника поскорее перейти к следующему правилу, но решил вначале уточнить.
– Про мертвечину понятно, а что за звероядина и мясо в крови души его?
– Ну-у, ежели по-простому, то сие запрет на вкушение крови либо неких яств, изготовленных из оной, – снизошел священник до растолкования. – Вот басурманам дозволительно при лютой жажде жилу на шее коня отворить и кровь его пить. А для нас, православных, таковское никак не можно. И кровянку вкушать, яко магометанам, нам тоже не след.
– То есть кровяную колбасу? – уточнил загоревшийся Сангре, почуявший, что набрел на нужное.
– Ну да! – подтвердил отец Александр.
– Трефная, стало быть! – просиял Петр и искренне восхитился: – Ну и молодец же ты, отче! И как ты все правила запомнил, прямо вундеркинд!
Кто такой вундеркинд, священник понятия не имел, но воспользоваться хорошим настроением странного гусляра не преминул, поинтересовавшись, что тот собирается делать с драгоценными святынями, кои у него, как он слыхал, хранятся ныне в ларце.
«Ишь ты! – улыбнулся Сангре. – Сработал намек боярина. Потому он, наверное и столь терпелив был со мной, а то послал бы куда подальше». Но подсказка отца Александра оказалась так кстати, что Петр великодушно заявил:
– Обязательно одну из них Спасо-Преображенскому собору подарю. Более того, если ты мне, отче, и дальше кое в чем поможешь, я тебе предоставлю право самому ее выбрать. Правда, кроме перста апостола Иоанна. – Увидев омрачившееся лицо священника, он удивился:
