– Врешь, – убежденно заявил князь, даже не дослушав до конца. – Это жид, коего ты привел ко мне, из-за выгоды чрез какие угодно препоны полезет, хоть к черту на рога. А вот Гедимин… – И он потребовал: – Давай, сказывай как на духу, чем ты его улестил?
Петр вздохнул, потер переносицу, прикидывая. Получалось, расколоться можно. Во-первых, сам кунигас все равно молчать не станет, а значит, тайне осталось жить от силы несколько месяцев. Это если раньше не проговорится кто-то из его воинов, бравших Рагнит. Ну а во-вторых, Кирилла Силыч уже рассказал князю про Христмемель, а где один взятый замок, там и второй. И Сангре поведал, чем «заплатил» за грамотку.
– В голове не укладывается, что предо мной столь хитрый в воинском художестве
воевода стоит, – выслушав его, честно пожаловался князь и, задумавшись, на время оставил расспросы. Но Сангре недолго любовался медленно удаляющейся столицей Орды. Однако надолго Михаила Ярославича не хватило и через полчаса он подал голос.
– Налюбовался? – и на плечо Петра легла тяжелая рука. Тот молча кивнул. – Есть чем, – продолжил князь, – но у нас все одно, краше. Я так мыслю, что ежели бы степняки с Руси кровь не пили, да серебро не высасывали, мы и вовсе таковские храмы возвели бы, залюбуешься. Ну да ништо, со временем все едино, непременно возведем.
– Верю, – откликнулся Сангре. – И купола покроем чистым золотом, чтобы чаще господь замечал.
– Ишь, как закрутил! – восхитился князь.
– Гусляр, чай, – хмыкнул Петр.
– Брось и боле не поминай! – погрозил ему пальцем Михаил Ярославич. – Ты ж такое учинил, впору каждую седмицу за тебя молиться, да свечи во здравие ставить. Потому ты для меня теперь боярин Петр Михалыч и никак иначе. Отныне я тебя у сердца своего держать стану и сынам оное накажу. Вот погоди, доплывем до Твери, и я тебя по-княжески за все отблагодарю. Веришь?
– А то! – довольно согласился Сангре, остро пожалев сейчас об одном – нет рядом закадычного друга-побратима. Нет и ох как не скоро появится. А жаль – тогда бы счастье было полным.
Ему почему-то припомнились слова Улана про боярина «в законе», сказанные им незадолго до отплытия в Закавказье. Спустя несколько секунд понял причину. Тогда Петр ему возразил – мол, рановато о таком говорить. Ныне иное. Нет сомнений, что они с побратимом и впрямь без пяти минут бояре. А судя по тому, какими благодарными глазами смотрит на него Михаил Ярославич, можно сказать «бояре в законе». Или нет, бояр много, а они – одни. Ну-у, тогда «капитаны в законе».
Впрочем, капитан пока один – второй прибудет нескоро, не раньше весны. Но, подумав об Улане, Сангре невольно поежился. Отчего-то стало тревожно. Вроде бы расчет верный, да и друг что внешностью, что речью запросто сойдет в тех краях за своего, но поди пойми этих монголов. И даже если они прислушаются к его предупреждению, одобрят его предложения и внедрят их в жизнь, не факт, что и далее все пройдет благополучно. К примеру, их главный полководец из желания приписать все себе может приказать убрать ненужного свидетеля. А зачем делиться успехом? И хотя этот вариант тоже был ими продуман заранее, но сработают ли спланированные контрмеры?
Усилием воли Сангре изгнал прочь из головы опасения за судьбу друга, напомнив себе, что карты бабы Фаи никогда не лгут, а побратиму они выдали просто великолепный расклад. Да и какой смысл беспокоиться, если проку от того никакого, ибо помочь он ничем не в силах. Правда, сам понимал, что это лишь на время. Не взирая на все его старания и самоуговоры, тревога все равно не раз вернется к нему. И так продлится до тех пор, пока из далеких краев не пожалует сам Улан…
Эпилог
Забегая вперед, или Губит людей не пиво
Узбек очень старательно готовился к своему большому набегу на земли южных соседей. Именно потому он соблюдал маскировку и не спешил, намереваясь сделать все, чтобы до самого последнего момента никто ничегошеньки не понял – обычная откочевка на другие пастбища. Да и места такие, что тоже не вызывают подозрений. Где самая вкусная трава для коней, не вянущая чуть ли не до самой поздней осени? Да в низовьях Дона, точнее, в междуречье между ним и Волгой.
Ничто не говорило о том, что собирается большой поход. Все шло неспешно, неторопливо – как сбор туменов, так и большие облавные охоты, когда громадное кольцо воинов медленно, но неотвратимо сжимается, не оставляя обреченному зверью ни малейшего шанса. Узбек даже согласился на отстрел кабанов – источник пищи, отрицаемой поклонниками Аллаха, но чертовски питательной. Случись непредвиденное в большом походе, и она на крайний случай пойдет в дело, благо, немусульман, несмотря на все старания, в его туменах хватало.
Для перемещения войска еще южнее – к берегам Терека – благовидную причину подсказал Кавгадый, за что был удостоен благосклонной ханской похвалы. Причина заключалась в следующем. Мол, последнее время грязные тупые дикари, живущие в этих местах и умеющие лишь воровать, грабить, убивать, да угонять у соседей скот, окончательно обнаглели. Потому и начали подданные Узбека на них жаловаться. А хан к нуждам своего народа чу ток, вот и решил разобраться с разбойным людом раз и навсегда, устроив большую облаву. И все станут думать, что тумены для того и были собраны. Да и для воинов оно полезно, чтоб от безделья не маялись. А так разомнутся как следует.
Не знал Узбек, что мысль про облаву подсказал темнику во время его последней встречи некий тверской гусляр, некогда столь поразивший хана своим знанием бейтов восточных поэтов.
– А тебе с этого какая выгода? – насторожившись, поинтересовался Кавгадый, выслушав идею Петра.
Тот добродушно ухмыльнулся и пояснил:
– Вот ты мне все про грамотку канючишь, вернуть просишь, боишься чего-то, а того не понимаешь, что мы теперь с тобой одной веревочкой повязаны. Думаю, если ты такую мыслишку хану подкинешь, он тебя еще сильнее уважать станет… за мудрость. А коль ты к Узбеку в любимчики попадешь, то и мне когда-нибудь потом помочь сумеешь. Да и в долгу перед тобой оставаться не хочу. Ты меня вон и ножом красивым одарил, и триста княжеских гривен привез. Это ж сплошные убытки. А если дикарей пойманных продашь, мно-ого серебра взамен поимеешь.
Он мстительно прищурился, и перед его глазами вновь проплыли лица. Первое – погибшего отца, а следом за ним еще пяток не вернувшихся из точно таких же южных командировок батиных сослуживцев. Кто знает, может теперь, если Узбек прислушается к словам Кавгадыя, кто-то из них вернется обратно. А то и вовсе никому ехать не понадобится… Он усилием воли отогнал от себя нахлынувшие воспоминания и добавил:
Только с облавой спешить не надо. Уж делать так делать, чтоб ни одна тварь не выскользнула и в своих пещерах схорониться не смогла….
Хитрость, измышленная Кавгадыем, оказалась кстати. Никто так и не заподозрил истинных целей Узбека. А когда с облавой было покончено, движение ханских туменов уподобилось тигриному прыжку – стремительному и смертоносному. Собранное в единый кулак войско всего за несколько дневных переходов оказалось подле Дербента, служившего железным щитом Закавказья. По счастью, принадлежал он хану – первая застава падишаха располагалась южнее. Понятно, что оказать сопротивление пятнадцати туменам Узбека тысяча воинов заставы не смогла.
