В типичном джеймсовском рассказе такой персонаж роется в старой церкви или библиотеке – разглядывает старинную гравюру («Алтарь Барчестерского собора»), изучает древний фолиант («Альбом каноника Альберика») или же идет по следам молвы о тайном кладе («Сокровище аббата Томаса») – и вдруг сталкивается с гнусной сущностью, привязанной к искомому объекту. Что у Джеймса чудеснее всего, так это физическое обличие потревоженных духов. Размышляя о призраках, мы обычно представляем себе нечто бесплотное – завитки эфира, проникающие сквозь щели в кладке, или, в случае с полтергейстами, некие бесформенные сущности, чье присутствие различимо лишь через их соприкосновение с материальными предметами. Джеймс с подобной ерундой не связывается: его ужасы можно видеть и трогать.
Тревожит же то, что они способны видеть и трогать нас. Несчастный рассказчик в «Аббате Томасе» вспоминает, как он явственно ощущает «запах тлена, а еще хладность лика, припавшего ко мне, а также несколько – даже не знаю сколько – ног, или рук, или щупалец, или чего-то еще, льнущих к моему телу». Насчет гибели Джона Элдреда в «Трактате Миддота» нам сообщают, что «из тени за древесным стволом словно бы выплыл небольшой темный силуэт, и из его рук, сжимающих сгусток чернильной тьмы, в сторону лица Элдреда выпросталось нечто и облекло ему голову и шею».
Подозреваю, что Джеймс мог запросто впасть в панику при виде волос. (Кстати, по жизни он был отъявленным арахнофобом.)
Так, демон, стерегущий альбом каноника Альберика, представлял собой «грубую массу свалявшихся черных волос», а Барчестерский собор скрывал создание с «жестким, грубым на ощупь мехом». Неприятнейшее из ощущений мистера Даннинга в «Заклятии рунами» – это когда он сует руку под подушку и вдруг натыкается на «зубастый рот, обросший волосами». Данная фобия могла на годы вперед обеспечить стабильным доходом врача-психотерапевта, если бы Джеймс решил подвергнуть себя лечению, однако не нужно быть убежденным фрейдистом, чтобы углядеть в подтексте творчества писателя психополовую подноготную. Вероятно, он был приверженцем уранизма (иными словами – не испытывал никакого интереса к противоположному полу). Что ж, не будем забывать, что в те годы терпимость общества к таким формам полового влечения была до крайности ограничена. Выход его угнетенной сексуальности мог проявляться в форме продолжительных борцовских поединков с джентльменами схожего склада на площадках колледжа, а также в хлюпающих, тактильных, косматых ужасах, сочащихся из его рассказов.
Но природа джеймсовской сексуальности не идет ни в какое сравнение с мощью его рассказов. Подавленных гомосексуалистов мир повидал достаточно, но немногие из них оставили такое творческое наследие! Пожалуй, не менее интересно и то, что его рассказы являются своеобразным предостережением против интеллектуальной любознательности, точнее, той надменно-строптивой позы, которую иногда принимают академики. (К примеру, в своем документальном фильме о Джеймсе режиссер Марк Гэтисс высказывает предположение, что профессор Паркин из рассказа «Ты свистни – тебя не заставлю я ждать» карается не за любопытство, а за свою интеллектуальную гордыню. Отмечу, что более позднее произведение писателя «В назидание любопытным» подразумевает иронию или простую констатацию того, насколько у писателя изменилось мировоззрение. Режиссерский же дебют Гэтисса на Би-би-си (2013) – «Трактат Миддот» (2013) – достоин включения в категорию лучших по своей оригинальности телеверсий, отдающих дань Джеймсу.)
В джеймсовском мире рекомендуется не совать свой нос в темные, потаенные уголки – иначе не избежишь того, что оттуда высунется нечто весьма и весьма непредсказуемое.
Но почему Джеймса нет на книжной полке моего детства? Можно возразить, что он там есть: «Заклятие рунами» и «Ты свистни – тебя не заставлю я ждать» фигурирует в сборниках, купленных мною, хотя заочное знакомство с Джеймсом состоялось у меня через телевидение.
С 1971 по 1978 год Би-би-си транслировала «Рождественскую историю с привидением» — цикл экранизаций мистических рассказов. Я тогда прислуживал алтарником в местной церкви, а значит, под Рождество был неизменно занят на Всенощной. (Учитывая, что речь идет об Ирландии конца семидесятых – начала восьмидесятых, Всенощная обычно начиналась в девять вечера, дабы с закрытием в одиннадцать часов местных пабов в храме не наблюдался приток пьяниц). В силу загруженности смотреть экранизации «с пылу с жару» у меня не получалось, но зато по возрасту я вполне мог довольствоваться повторами. Обычно к моему возвращению домой родители спали и заранее предоставляли мне практически полную свободу действий, при условии, что я не буду заглядывать в гостиную, где лежат рождественские подарки.
Я усаживался на кухне с кружкой чая, какими-нибудь конфетками, включал портативный телевизор и отводил душу под «Ясень», «Потерянные сердца» и другие перлы, которые только выдавала Би-би-си. (А Джеймсом экранизации конечно же не ограничивались, так что я не подам руки ни одному из тех, кто не дрейфил при просмотре диккенсовского «Сигнальщика» Эндрю Дэвиса (1976) и не сглатывал слюну под «Странное событие из жизни художника Схалкена» по Шеридану Ле Фаню. «Странное событие» – это красивейшая постановка Лесли Мегахи (1979), овеянная любовным чувством семнадцатилетнего голландца и реальным флёром сексуального преступления.)
Иногда, если везло, все сдабривалось и интермедиями комиков Лорела и Харди, что значительно облегчало мне потом путь наверх по темной лестнице в спальню.
В 2012 году упомянутый мною профессор Даррил Джонс подготовил к выходу в «Оксфорд юниверсити пресс» полное собрание сочинений Джеймса. Дабы отпраздновать это событие, мы показали публике Дублина и Белфаста постановку джеймсовской «Ты свистни» (которая потеряла местоимение «ты» и по непонятным причинам превратилась в «Свистни»). Удивительно, насколько она осталась свежей и актуальной в гениальном исполнении Майкла Хордерна (профессор Паркин) – то, как он запинается о старый костяной свисток с надписью на латыни Quis est iste qui venit
[122] – роковой вопрос, на который ему, к сожалению, суждено узнать ответ. Да, появившееся в итоге привидение смахивает на простыню на проволочке, но зрителей преследует именно реакция Хордерна – ощущение, что мир навсегда переменился и он уже никогда не будет прежним.
Сейчас, полагаю, я завершил обзор моего круга чтения и фильмов, которые я в разное время смотрел. Но зачем же я это написал? Что ж, вот и подсказка!
Вы ведь помните о той пожилой леди, которая поведала мне о доме, в котором засела некая жуткая сущность, подстерегающая детей? Леди я особо не помог, хотя и дал ей координаты одного писателя в издательстве «Ходдер», специализирующегося на произведениях об ангелах (данный вопрос находится вне моей компетенции, поэтому вряд ли моя ссылка пригодилась).
Впоследствии я снова посетил тот городок, чтобы обсудить с читателями свой сборник эссе на детективную тематику (я редактировал его в соавторстве). Моя знакомая присутствовала на мероприятии. На сей раз я приехал в одиночестве, без представителя издательства. Как и прежде, пожилая леди дождалась, когда все разойдутся, после чего вручила мне подробную карту города. Какое-то место на ней помечено крестиком с надписью «Я живу здесь». Разумеется, я подумал, что крестиком помечен ее собственный дом, но я ошибался.
