Мистер Бергер подбежал к тому месту, где в последний момент находилась незнакомка. Весь в напряжении, он ожидал увидеть худшее – рельсы в пятнах крови и кусках разорванной плоти, – но там ничего не было. Впрочем, опытом в подобных делах он не обладал, а потому и понятия не имел, что происходит, когда поезд на запредельной скорости сшибает человека: остается ли на земле лужа кровавых ошметков или вообще ничего. Возможно, сила удара раскидала останки женщины во всех направлениях, а может, и отволокла ее изувеченный труп дальше по рельсам. Обыскав кустарник, мистер Бергер прошел по путям, но не обнаружил ни крови, ни обрывков одежды. Не нашлась даже красная сумочка. Но он же видел женщину! Она не могла оказаться плодом его воображения.
Мистер Бергер задумался. В Глоссоме даже не было полицейского участка, зато он имелся в Морхэме, милях в пяти отсюда. Мистер Бергер, не мешкая, направился к будке с телефоном, находящейся в станционном здании, и позвонил в полицию, рассказав о происшествии, свидетелем которого он явился. Ему дали указание сесть на скамейке снаружи и дожидаться прибытия патрульной машины.
III
Полиция проделала, в сущности, то же, что и мистер Бергер, – правда, прибегнув к бо́льшим затратам (естественно, включая и оплату сверхурочных). «Бобби» оглядели кусты и рельсы и навели по Глоссому справки, не пропадала ли какая-нибудь из его жительниц. Затем полисмены поговорили с машинистом поезда (состав уже продержали целый час на платформе в Плимуте, поскольку в это время шел осмотр тепловоза и вагонов на предмет следов человеческих останков).
Мистер Бергер, который послушно оставался на перроне, был повторно опрошен инспектором из Морхэма. Инспектора звали Карсуэлл, и теперь его манеры были гораздо холодней, чем поначалу. Вскоре после поисков тела стал накрапывать дождик, и Карсуэлл со своими людьми основательно промокли. Намок и мистер Бергер, к тому же он почувствовал, что его потряхивает мелкий, но стойкий озноб. Видимо, от шока. Быть свидетелем человеческой смерти ему еще не доводилось. Безусловно, это глубоко на него повлияло. Инспектор Карсуэлл стоял в сгущающихся сумерках, шляпа на нем была примята, а руки засунуты в карманы пальто. Его коллеги готовились к отъезду, а двух собак-ищеек увели обратно в фургон, на котором прибыла полиция. Расходились и горожане, собравшиеся поглазеть на происшествие: кое-кто из них бросал на мистера Бергера любопытные взгляды.
– Давайте-ка прогуляемся напоследок и побеседуем, – сказал Карсуэлл.
Мистер Бергер изложил ему историю повторно. Детали не изменились. Он был уверен в том, что лицезрел.
– Должен вам сказать, – устало перебил Карсуэлл, и мистер Бергер сразу же смолк, – что машинист поезда ничего не видел и ни о каком столкновении не подозревал. Как вы, вероятно, представляете, для него было потрясением услышать, что под колеса бросилась женщина. С осмотром поезда он помогал нам лично. Выяснилось, он приобрел некоторый негативный опыт. Прежде чем его произвели в машинисты, он был пожарным на дрезине, которая у Колфордского переезда сбила пешехода. Водитель, когда заметил человека на рельсах, не успел притормозить. Говорит, дрезина того парня расплющила в лепешку. Мало не показалось. Он склонен считать, что если б он невзначай сбил женщину, то найти ее останки нам бы не составило труда.
Карсуэлл закурил сигарету. Предложил и мистеру Бергеру, но тот отказался, предпочтя трубку, которая, кстати, уже погасла.
– Вы живете один, сэр? – полюбопытствовал Карсуэлл.
– Да.
– Насколько я понимаю, в Глоссоме вы обосновались сравнительно недавно?
– Верно. У меня умерла мать, и мне достался ее коттедж.
– И вы писательством занимаетесь?
– С переменным успехом. Если честно, я сомневаюсь, что гожусь для данного поприща.
– Занятие, я понимаю, отшельническое?
– Да, так уж складывается.
– А вы женаты?
– Нет.
– Подруга есть?
– Тоже нет, – ответил мистер Бергер и стеснительно добавил: – Пока.
Ему не хотелось, чтобы инспектор Карсуэлл усмотрел в его холостяцком существовании что-нибудь подозрительное или неладное.
– Угу, – Мистер Карсуэлл глубоко затянулся. – Вы по ней скучаете?
– По кому?
– По вашей матушке.
Вопрос прозвучал довольно странно, однако требовал ответа.
– Конечно, – сказал мистер Бергер. – Я по возможности навещал ее, а раз в неделю мы общались по телефону.
Карсуэлл кивнул, как будто это многое объясняло.
– Должно быть, диковинное это ощущение – переезжать в новый город и жить в том месте, где скончалась твоя мать. Она, кажется, была в тот момент дома?
Инспектор Карсуэлл, похоже, знал о покойной предостаточно. Ясно, что, находясь в Глоссоме, справки он наводил не только о пропавшей женщине.
– Да, дома, – подтвердил мистер Бергер. – Простите, инспектор, но какое это имеет отношение к происшествию на железной дороге?
Карсуэлл вынул изо рта сигарету и изучающе оглядел ее тлеющий кончик, словно в нем крылся ответ на вопрос.
– Я начинаю задумываться, а не померещилась ли вам та женщина, – тихо, но уверенно произнес он.
– Что? Как такое может привидеться?
– А ведь тела-то нет, сэр. И крови нет, и тряпья. Ничего нет. Даже упомянутую вами красную сумочку мы не нашли. Нет решительно никаких следов того, что на путях произошло нечто ужасное. Поэтому…
Карсуэлл сделал последнюю затяжку и, бросив окурок на перрон, с силой притоптал его каблуком ботинка.
– Давайте просто предположим, что вы ошиблись, ладно? Быть может, вам стоит занять ваши вечера чем-нибудь другим? Да и зима на пороге. Вступите в бридж-клуб или присоединитесь к церковному хору. Или заведите себе для совместных прогулок какую-нибудь особу помоложе. Спро́сите, к чему я клоню? Я вам объясню. По-моему, вы страдаете от серьезной душевной травмы. И было бы на пользу, если б вы проводили меньше времени в одиночестве. Тем самым избежите повторных ошибок такого свойства. Вы меня, надеюсь, понимаете, сэр?
Намек был ясен. Ошибаться – не преступление, зато транжирить время полиции – безусловно, да.
Мистер Бергер отпрянул от турникета.
– Я знаю, что я видел, инспектор, – выдавил он, превозмогая в своем голосе сомнение.
В свой коттедж он возвращался внутренне взъерошенный.
IV
Стоит ли удивляться, что ночь мистер Бергер провел почти без сна. Сцена ухода незнакомки разворачивалась перед его внутренним взором вновь и вновь, и хотя самого момента столкновения он не наблюдал, он и видел, и слышал его в тиши своей спальни. Чтобы успокоиться, он выпил бокал бренди (алкоголь принадлежал его усопшей матери), ну а поскольку к крепкому спиртному мистер Бергер был непривычен, то оно пошло ему не на пользу, а во вред. Его пробрала тошнотворно-вязкая истома, в которой сцена гибели женщины повторялась столь часто, что он уверился, будто присутствует при ее смерти не в первый раз. Им овладело дежавю, стряхнуть которое было невозможно. Раньше, в разгар болезни или жара, с ним бывало такое. В такие часы в его мозгу селилась назойливая мелодия или песня, пускающая свои корни так глубоко, что мешала заснуть и не давала изгнать себя до той секунды, пока температура не спадала. Теперь то же самое происходило с видением смерти незнакомки, и мутное кружение приводило к мысли, что он уже был свидетелем трагедии – причем несколько раз.
